То, что исчез создатель и руководитель главной силы в Степногорске, открыто оппозиционной ему и его региональной политике, этот наивный прямо­линейный чудак Русаков, с одной стороны, могло оказаться на руку — замутил воду известнейший ба­ламут, а после предпочел убраться восвояси.

Но Платов не верил в такой вариант, ни на ми­нуту в расчет не принимал.

Тут, конечно, было что-то другое. Тут был не тот след, чувствовалась не та рука, не тот почерк.

Русаков полагался на собственный ум, на зна­ния, на личную популярность, он всегда пер напро­лом, всегда с открытым забралом, не хитрил, и именно на этом держалась его популярность. Так что Русакова тут надо было вынести за скобки, и, похоже, он тоже попался на этот двойной крючок. А значит, человек, способный навскидку дублетом ухлопать двух таких жирных зайцев, был в полном смысле парень не промах, и отнестись к нему надо было со всей подобающей серьезностью.

Что касается второго вопроса, то группа анализа, да и он сам, пришли к выводу, что самым правильным будет обратиться с экрана телевизора — к горо­ду и миру — с коротким энергичным словом сразу после завершения программы «Время» и киселев­ских «Итогов», перед очередной серией «Спрута-2». И его спичрайтеры тотчас засели за работу, взвеши­вая и пробуя на зуб каждое слово.

Ровно в двадцать один пятьдесят на экранах всех телевизоров, настроенных на первый канал Степногорского телецентра, появился губернатор — подтя­нутый, загорелый человек с яркой сединой и прон­зительными, чуть прищуренными глазами.

— Дорогие степногорцы! — начал он, и взгляд его стал острее бритвы. — Мне пришлось прервать работу в Совете Федерации и срочно вернуться в наш город, так как, воспользовавшись моим отсут­ствием, распоясавшиеся хулиганы решили дестаби­лизировать ситуацию в столице нашего края. Под видом мирной законной демонстрации, якобы за­щищающей права и интересы студенческой молоде­жи, они вознамерились захватить административ­ное здание и явочным порядком установить свой, так называемый «демократический» порядок.

Однако силы правопорядка воспрепятствовали осуществлению этого авантюрного замысла. В ходе массовых столкновений пострадало много людей. По имеющимся данным, пять человек погибли.

Сколько раз за минувшие годы мы слышали фразу, которая уже всем набила оскомину: «Демо­кратия — не вседозволенность».

Есть демократия и демократия. Вся вина и ответ­ственность за случившееся целиком ложится на тех, кто, на словах провозглашая принципы свободы и декларируя верховенство закона, на самом деле готов на все для достижения своих, далеко не бла­говидных целей. Я говорю о руководстве общест­венного движения «Гражданское действие» и лично о его лидере Русакове, который в своем необуздан­ном стремлении к власти пошел на все, не останав­ливаясь даже перед риском для жизни и здоровья тех, кто наслушался его сладких речей и поддался гипнозу популистских фраз.

Руководство правоохранительных органов было поставлено перед необходимостью воспрепятство­вать разгулу беззакония пьяной, агрессивной толпы. Их вынужденно жесткие действия должны быть признаны своевременными и адекватными. Мы не допустим бесчинств и беззакония, под какими бы лозунгами и флагами они ни совершались.

Как губернатор области, выражаю благодарность сотрудникам милиции и внутренних войск, которые сумели в этот трудный час локализовать очаг возго­рания и не допустили распространения пожара на весь город.

Насколько известно на данный момент, главный инициатор, духовный вдохновитель и организатор сегодняшней вылазки псевдодемократических эле­ментов, доцент Степногорского университета и де­путат областного Законодательного собрания Руса­ков, чтобы уклониться от ответственности, скрылся из города. Но я обещаю, что мы сделаем все, чтобы этот авантюрист в кратчайшее время был разыскан, лишен депутатской неприкосновенности и ответил по всей строгости закона.

Порядок в городе полностью восстановлен. За­держан ряд молодчиков, наиболее «отличившихся» во время столкновения на площади Свободы. Все они, также после тщательного расследования, пред­станут перед судом.

Хочу выразить семьям погибших глубокое ис­креннее соболезнование. Прошу всех граждан со­хранять выдержку и спокойствие и не поддаваться на новые провокации.

Выступление Платова было записано на видео­магнитофон и передано в эфир в точно намеченный час. А вслед за ним на экране пошли титры очеред­ной серии «Спрута».

И Николаю Ивановичу, решившему посмотреть на японском студийном мониторе, уже вместе со всеми зрителями, как он будет выглядеть на экране во время трансляции в эфир, вдруг почему-то сде­лалось ужасно не по себе. Возникло ощущение дикой, непростительной и непоправимой ошибки. И винить теперь в этом было некого.

Каждое слово его выступления, еще на листке бумаги, не озвученное перед камерой и микрофо­ном, выглядело так солидно, веско, дышало энер­гией и волей и казалось столь впечатляющим, дохо­дящим до ума и сердца. Но когда на цветном светя­щемся прямоугольнике монитора возник малень­кий Платов, его двойник, этот человечек там пока­зался глупо-напыщенным, ничуть не убедительным и больше всего озабоченным тем, чтобы перевалить груз ответственности на другие плечи. А последо­вавшая за идиотской рекламной паузой с этими, казалось, уже вечными жевательными резинками, прокладками с крылышками и прочими кисками, пожирающими «Вискас», мощная итальянская кар­тина о происках мафии показалась ему и вовсе убийственной по тем сопоставлениям и ассоциаци­ям, которые она невольно должна была вызывать у каждого степногорца, столько, раз слышавшего в выступлениях Русакова о том, что власти области, и в первую очередь сам губернатор и его окружение, погрязли в коррупции, злоупотреблениях, то есть во всем том, что показывали в этом самом «Спруте».

А, дьявол! Он поднялся и, не прощаясь, быстро пошел в сопровождении нескольких помощников и телохранителей к выходу из здания телецентра, туда, где ждал его черный «мерседес» и две машины сопровождения. Он опростоволосился! Дико, глупо. Он не сказал каких-то очень важных, главных слов, не сказал именно того, что наверняка хотели услы­шать от него люди. Проклятые советские штампы, засевшие в подкорке, сыграли с ним злую шутку, а опомнился он слишком поздно.

Пора было возвращаться к себе, в свой особняк

над рекой, некогда, во «времена проклятого про­шлого», и точно принадлежавший здешнему гене­рал-губернатору, во дворец начала девятнадцатого века, ныне пронизанный бесчисленными нитями электронных коммуникаций с десятком следящих открытых и потайных видеокамер наблюдения, чуть ли не с батальоном охраны, в его теперешнее гнез­до, где он проживал с семейством ничуть не хуже, чем какой-нибудь вельможа эпохи Александра I с лентами и звездами на расшитом золотом мундире.

Вот «мерседес» подъехал к воротам, и они без­звучно разошлись. Машина плавно и мягко подка­тила к колоннам главного входа, когда часто-часто запиликал сигнал вызова радиотелефона спецсвязи. Платов услышал голос исполняющего обязанности начальника областного Управления внутренних дел Калмыкова, только что назначенного Москвой вза­мен отстраненного Мащенко.