— Хиловатые стихи, — сказал Данилов. — Одна­ко жизненные... Ну а потом что?

— Здесь, в городе, есть человек, вы еще узнаете о нем, а может, и встретитесь. Он создал общество «Гражданское действие», такой Русаков Владимир. Он доцент университета. Вот вы с ним поговорите, он каждое слово подтвердит... Конечно, после этой мочиловки с ментами народ кинулся по общагам, начали обсуждать, решили в газеты обратиться, в Москву писать. Русаков, говорят, всю субботу по общагам мотался, старался утихомирить, чтоб не подставился кто-нибудь невзначай. Он вообще ум­ница. Я говорю, вы с ним встретьтесь...

— Вы продолжайте, Сережа, продолжайте...

— Он и к нам приезжал со своими ребятами из движения. А только уехал — ОМОН подвалил. Как в фильме ужасов. Ломились в комнаты, вышибали двери и опять дубинками... девчонок за волосы хва­тали, ребят сапогами во все места... Представляете?

— С трудом, но представляю, — сказал Дани­лов. — Чего они хотели?

— Мы и сами не поняли. Только орудовали хуже чем фашисты. Мат, ор... «Всем на пол, лицом вниз!» Чуть кто шевельнулся — каблуком под ребра.

— Может быть, наркотики искали? Получили сигнал, ну и... раздухарились?

— Какие наркотики? — махнул перевязанной рукой Иванцов. — Об этом и слова не было. Видео­записи им были нужны. То есть понимаете, свиде­тельства против них, как они там на площади, перед университетом, погуляли. Скорее это они накурен­ные были. Или обколотые.

— Ну а еще, еще?.. Детали какие-нибудь?..

— Какие детали, когда носом в пол лежишь и руки на затылке! Хотя, если припомнить, какого-то человека искали.

— Так, минуточку! — остановил его Данилов. — Сережа, вспомните, Русаков был тогда еще у вас?

— Да нет, уже уехал. Минут десять — пятнад­цать, как уехал.

— Так, может быть, его и искали? — спросил Михаил.

— Его? Да ну, чего его искать-то? Он всегда на виду, не прячется. И потом, он ведь всегда горой стоял за мирные, так сказать, законные выступле­ния. Он же для того и приехал, чтоб пацаны какой- нибудь дури не выкинули.

— Но вы же тоже вышли на самую мирную де­монстрацию, так?

— Та-ак, — протянул, как бы что-то начиная по­нимать и о чем-то догадываться, раненый сту­дент. — А вы думаете, все-таки его искали?

— Я пока ни о чем не думаю. Я пока только факты и фактики собираю.

— Да я же говорю вам, самого Русакова спроси­те, встретьтесь с ним. Он расскажет и подтвердит.

— Так вы что, Иванцов, еще не знаете ничего?

— Чего?

— Что Русаков, о котором вы говорите, на сле­дующее утро там, на площади, где и вас эти гаврики разукрасили...

И словно что-то почувствовав особенное в его голосе, Сергей Иванцов чуть привстал и подался навстречу Данилову.

— Подождите... А... что? Что с ним?!.

— Русаков погиб.

— То есть как погиб?

— Кто-то воспользовался всей этой заварухой и в давке, в толпе, пырнул прямо в сердце. Да еще в придачу для верности голову проломили.

— Это что, точно?

— Абсолютно точно.

— Понимаете, — Иванцов беспокойно задвигал­ся, схватился за голову и тотчас отдернул руку от повязки, — там, конечно, все могло быть. И само место подходящее, ну и... сама обстановка.

— Знаете что, Сережа, — сказал Данилов, — я, кажется, малость переусердствовал, утомил вас. Да­вайте так: я внесу в протокол ваши показания, вы ознакомитесь и подпишете, так?

Оформление протокола допроса свидетеля заня­ло около получаса. Иванцов расписался в нужных местах, и лицо его передернулось от боли.

— Давайте лапу! — Следователь крепко сжал слабую влажную руку молодого человека. — Пойду к другим. Но вы оказали мне неоценимую помощь, знайте.

И они улыбнулись друг другу.

До конца дня с перерывом на обед и «мертвый час» Миша Данилов успел побеседовать еще с шес­тью потерпевшими. Их рассказы, расходясь в дета­лях, в основном повторяли и дублировали друг друга. И к концу этих допросов, когда у него у самого уже голова шла кругом, в портфеле находи­лось шесть протоколов и две целиком записанные полуторачасовые кассеты, он смог перевести дух и сделать кое-какие выводы.

В число демонстрантов-студентов, явно наме­ренно распаленных ночными облавами и диким разгулом, неведомо откуда влилось множество со­всем другого народа. Именно от них по рядам ми­тингующих пошли бутылки с водкой, именно у них оказались припасенные заточки, трубы, разводные ключи и монтировки, именно они, причем с явно провокационным умыслом, полезли на рожон и принялись теснить и задирать омоновцев.

Но главное — это у них, а вовсе не у студентов оказались с собой и вдруг, как по команде, были подняты вверх плакаты с требованием отставки гу­бернатора Платова и суда над ним.

Ну а дальше, как говорится, все смешалось в доме Облонских. Откуда-то вылезли со своими хоругвями монархисты, как всегда, не остались в стороне мест­ные «младокомсомольцы», активно пытались исполь­зовать происходящее в своих расчетливо-корыстных партийно-политических целях большевики новейше­го разлива. Не упустили своего часа и Жириновские соколята, и чернорубашечники с пресловутыми «ко­ловоротами» на красных нашивках.

До этого момента цепи ОМОНа сдерживали толпу угрюмо, но спокойно. Когда же на них налетела озве­ревшая пьяная орава, им пришлось занять жесткую оборону и контратаковать, по сути, чтобы удержать натиск и самим не остаться с проломленными голо­вами. Все утверждали, что именно среди омоновцев оказались первые раненые, причем некоторые со­трудники, несмотря на спецэкипировку, довольно тя­жело. Ну а после произошло то, что и должно было, а по сути, уже и не могло не произойти.

Это был материал, настоящий следственный ма­териал, с которым не стыдно было вернуться из этой «этнографической» экспедиции и предстать пред строгие очи глубокопочитаемого начальника.

С этими мыслями Данилов и покинул больницу и поспешил обратно в их «пятизвездочный отель», как окрестил их временное обиталище Турецкий, вырази­тельно постучав ногтем по этикетке опустевшей конь­ячной фляжечки, «раздавленной» ими накануне вече­ром на троих за успех безнадежного дела.

В связи с подъемом очередной волны напряжен­ности на фондовом финансовом рынке в тот вос­кресный день верхняя палата Российского парла­мента — Совет Федерации — решила отменить себе

выходной день, и российские сенаторы почти в пол­ном составе заседали у себя на Большой Дмитровке. Решались серьезнейшие вопросы, связанные с бан­ковским кризисом и пересмотром ряда заложенных позиций в госбюджете. Ждали приезда и выступле­ний министра финансов и председателя Центро­банка...

В начале одиннадцатого утра член Совета Феде­рации губернатор Степногорской области Николай Иванович Платов, срочно вызванный помощника­ми, торопливо вошел в свой рабочий кабинет и, плотно прикрыв дверь, снял телефонную трубку спецсвязи. Он уже знал, чем обернулось это вос­кресное утро, — ему передали, что наперебой зво­нили и тот же Мащенко, и начальник областного управления ФСБ Чекин, прокурор области, пред­ставитель Президента и мэр города Клемешев...