Затем у основания Испанской лестницы она купила три белыхрозы – они должны были играть роль опознавательного знака при встрече спокупателями – и отправилась на место встречи, на пьяцца Навона.

Там она села за столик уличного кафе возле фонтана Четырехрек, поставила свои розы в принесенную официантом вазочку, заказала легкийкоктейль и стала ждать.

За две минуты до назначенного времени на площади показаласьживописная троица. Судя по тому, что возглавлявший ее представительный плотныймужчина в элегантном темно-синем пальто, с тяжеловесным, обрюзгшим и надменнымлицом римского патриция нес в руке три белые розы, именно с ними Марьянепредстояло иметь дело. Следом за «патрицием» шел худощавый подвижный молодойблондин в длинном сером плаще, которого Марьяна посчитала переводчиком, замыкалшествие крепыш в спортивной куртке, по скучающим внимательным глазам которогосразу был виден телохранитель. Троица уверенно направилась к Марьяниному столу,«патриций» по-английски спросил разрешения сесть, поставил в Марьянину вазочкусвои розы и перешел на безукоризненный русский:

– Мы не знали, что нам придется иметь дело с дамой, причем сочаровательной дамой. Разрешите представиться: Иннокентий Аргунов. Сегодня ябуду выполнять функции переводчика и, скажем так, доверенного лица, посколькувы, как я понимаю, итальянского не знаете и английский, наверное, в недостающемобъеме, а господин Манчини, – он кивнул на молодого блондина, – ксожалению, не владеет русским.

– А вы эмигрант? – с интересом взглянула на негоМарьяна.

– Можно сказать и так. Лучше было бы сказать, что мне выпалосчастье многие годы прожить в этой прекрасной стране. Но это так, лирика.Давайте перейдем к делу. Господин Манчини выражает надежду, что операция прошлаудачно и вы доставили необходимый предмет.

– Да, безусловно...

В этот момент у столика бесшумно возник официант. Аргуноввыразительно посмотрел на Марьяну, давая понять, чтобы она не вела припосторонних деловые разговоры. Марьяна хмыкнула, подумав: «Да за кого он меняпринимает!»

– Что вы будете пить? – спросил ее Аргунов.

– Такой же коктейль. – Марьяна показала на свойопустевший бокал.

Аргунов разразился певучей итальянской руладой, в результатекоторой на столе перед Марьяной появился восхитительный коктейль с вишенками изонтиком из дольки какого-то экзотического фрукта, перед Аргуновым и Манчини –виски со льдом, а перед охранником – стакан минеральной воды. Когда официантудалился, Аргунов вернулся к прерванному разговору:

– Итак, прекрасная синьора, вы доставили нам то, о чем быладостигнута предварительная договоренность?

– Доставила. Но я просила бы вас внести некоторую коррекциюв порядок оплаты.

Аргунов удивленно поднял брови и что-то сказал по-итальянскисвоему молодому шефу. Тот произнес несколько резких слов.

– Мадам, по поводу оплаты было достигнуто полное согласие,поднимать этот вопрос сейчас мы не будем.

– Вы меня не поняли, я не говорю об изменении суммы, ятолько прошу перевести эти деньги не на тот счет, который был назван припрежних переговорах, а вот на этот. – Она протянула Аргунову листок бумагис длинной цепочкой цифр.

Аргунов взглянул на листок, передал его Манчини и сопроводилитальянской фразой. Манчини внимательно просмотрел цифры, кивнул, сказал что-тоАргунову, вынул зажигалку, поджег листок и тщательно растер пепел на блюдечке.

– Господин Манчини выполнит вашу просьбу.

– Он же сжег номер счета!

– Не волнуйтесь, мадам, у него великолепная память, онникогда не забывает ничего и никого. – Последние слова Аргунова прозвучалинесколько зловеще, Марьяну даже передернуло.

– Итак, синьора, где же нужный нам предмет?

– Здесь. – Марьяна взглянула на часы. – Подождитееще три минуты.

Аргунов перевел ее слова Манчини, тот тоже взглянул на часыи кивнул, приподнимая свой бокал. Аргунов тоже поднял бокал и провозгласил,галантно улыбаясь Марьяне:

– За прекрасную даму, объединяющую в себе красоту и деловыеспособности!

Ровно через три минуты между столиками появился официант стабличкой «SIGNORA IVANOV». Марьяна окликнула его:

– Si, si, signora Ivanov.

Официант с улыбкой подошел к их столику и с вежливойитальянской фразой протянул ей красивую подарочную коробку, перевязаннуюрозовой лентой. Марьяна поблагодарила его по-английски, протянула доллар.

Официант удалился. Марьяна передала коробку господинуМанчини. Тот торопливо развязал ленту и открыл коробку. Там, изящно уложеннаясреди цветов, покоилась заветная бутылка. Манчини снова закрыл коробку, завязалее лентой и убрал в спортивную сумку. Затем он переговорил по-итальянски сАргуновым, и тот заверил Марьяну, что завтра утром к открытию банка условленнаясумма будет переведена в Швейцарию, после чего поблагодарил ее от лица Манчинии вежливо откланялся. Все поднялись и отправились в прежнем порядке – впередизначительный и вальяжный Аргунов, за ним – Манчини и последним – молчаливыйохранник. Рядом, на выходящей на площадь боковой улочке, их ожидала удивительнокрасивая красная машина каплевидной формы. Марьяна пожалела, что не разбираетсяв моделях автомобилей. Она посидела еще несколько минут, допила свой коктейль иотправилась на встречу со своим Итальянцем.

Виктора Викторовича разбудило ослепительное итальянскоесолнце. Лучше бы оно этого не делало. В голове лязгал ржавыми гусеницамиотечественный трактор «Беларусь». Во рту у Богданова было сухо, как в Сахаре, содной поправкой: Сахара, кажется, достаточно чистое место. Так что точнее былобы сказать, что во рту у него была смесь Сахары с помойкой. Солнечный свет былтак мучителен, что становилось понятным, почему его так избегает нечистая сила.С трудом повернув голову, Богданов мученическим голосом воззвал:

– Марьяна! Марьяша!

Ответа не последовало. Пришлось встать и самому искатьаспирин. К счастью, он лежал на самом виду, на ночном столике. Видимо, Марьяначувствовала, что утром ему понадобится таблетка... Он проглотил аспирин, запилего отвратительной теплой водой (дойти до холодильника казалось ему простонереально) и уселся на край кровати, постепенно приходя в себя.

Это был Марьянин номер. Правильно, вчера они были у нее. Ногде же тогда сама Марьяна? Ушла куда-то, не добудившись его? Он посмотрел начасы. Было уже десять часов. Да, немудрено, что она уже ушла... Но что же такплохо-то? Вроде и выпили вчера немного... или много? Да нет, вот же стоит однабутылка коньяку, да и та только наполовину выпита... Да, видно, старость...

Аспирин постепенно начинал действовать, сознание прояснялось.Богданов огляделся, и ему стало еще хуже, чем раньше.

Номер был совершенно пуст. В нем не было никаких, совершенноникаких, Марьяниных вещей. И никаких вещей Богданова. Совершенно никаких. Онсидел совершенно голый посреди совершенно пустого номера.