Мне просто необходимо убедиться, что он в порядке. Я не могу даже думать о побеге, пока ничего не знаю о Габриеле.

Подают ужин, но мне кусок в горло не лезет. Сижу за столом в библиотеке и, опустив руки в карманы, верчу в пальцах леденец. Чтобы как-то меня отвлечь, Дженна рассказывает мне о любопытных вещах, вычитанных в библиотечных книгах. Понимаю, она старается исключительно ради меня, обычно ее за уши не оттащить от любовных романов, но я просто не в состоянии сосредоточиться на ее словах. Поддавшись на уговоры Дженны, пробую домашний шоколадный пудинг. Все равно что клейстер жуешь.

В ту ночь я никак не могу уснуть. Дейдре набирает мне ванну и добавляет в воду жидкое мыло с экстрактом ромашки. Оно пузырится, превращаясь в зеленоватую пену. Ароматная мыльная вода обычно производит на мою кожу массажный эффект, но сегодня расслабления так и не наступает. Пока я отмокаю в ванне, Дейдре заплетает мне волосы и рассуждает о том, какие чудесные многоярусные юбки она сошьет мне на лето из тех отрезов ткани, которые заказала из Лос-Анджелеса. От мысли, что эти юбки я буду носить здесь следующим летом, мне становится еще хуже. Видя крепнущее во мне равнодушие, она предпринимает все более отчаянные попытки поддержать разговор. Ей никак не понять, отчего могу грустить я, балованная жена отличающегося мягким нравом Коменданта, который готов бросить к моим ногам весь мир. Неисправимая маленькая оптимистка, она постоянно интересуется, все ли у меня хорошо, не нужно ли чего, в общем, делает все, чтобы как-то расцветить мою жизнь. Мне вдруг приходит в голову, что она никогда не рассказывает о себе.

– Дейдре? – Она добавляет в ванну еще мыла и доливает немного горячей воды. – Ты упомянула, что твой отец был художником. Какие картины он писал?

Ее рука, лежащая на кране, на мгновение замирает.

– В основном портреты, – отвечает она.

– Скучаешь по нему?

Сразу видно, что с отцом у нее связано много переживаний, но присутствующей в ней силой и внутренним спокойствием девушка напоминает мне Роуз. Знаю, плакать она не будет.

– Каждый день, – признается она.

Дейдре складывает ладони то ли в молитвенном жесте, то ли в замедленном хлопке.

– Но теперь это мой дом, и я могу заниматься здесь любимым делом. Мне очень повезло.

– Если бы ты могла сбежать, куда бы направилась?

– Сбежать? – недоумевает она, перебирая в шкафчике бутылочки с ароматическими маслами. – И зачем мне сбегать?

– Я просто так спрашиваю. Если бы ты могла выбрать любое место в стране, куда бы ты поехала?

Легко рассмеявшись, она добавляет в воду капельку ванильного масла. Искрясь и переливаясь, пузырится шапка мыльной пены.

– Но мне и здесь хорошо, – начинает она. – Правда, была у отца одна картина. Пляж. На песке он нарисовал морских звезд. Я никогда не держала в руках настоящую морскую звезду. Было бы здорово отправиться на тот пляж или, может, какой-нибудь похожий.

Погрузившись в воспоминания, она не сводит невидящего взгляда с покрытой кафелем стены. Очнувшись от забытья, спрашивает:

– Как вода? Готова вылезать?

– Ага.

Накидываю ночную рубашку. Дейдре, набрав в ладони немного лосьона для тела, разминает мне мышцы стопы и голени. Признаться, массаж и впрямь снимает некоторое напряжение. Девушка зажигает свечи, уверяя, что их благовоние поможет мне заснуть. Они вроде бы должны издавать запах лаванды и еще чего-то под названием сандаловое дерево, но, едва я погружаюсь в полудрему, как их аромат уносит меня на залитый солнцем пляж, изображенный на еще не просохшем холсте.

Следующим утром просыпаюсь до рассвета. Мне приснилось, что в мою комнату зашел Габриель. В руках у него поднос, на котором лежит атлас. Этот как будто не очень страшный сон оставляет за собой тяжелый след. Меня буквально пронизывает острое чувство одиночества.

Выхожу в тускло освещенный коридор. Почти все ароматические палочки перестали тлеть, и в воздухе стоит слабый запах горелых духов. Дженна с Сесилией еще наверняка спят. Ну уж Сесилия точно. С наступлением третьего триместра раньше полудня она не встает. Уверена, хотя бы одна из них пустит меня к себе в кровать. Может, хоть так мне удастся снова заснуть.

Стучу в дверь Дженны. Из комнаты доносится еле слышное хихиканье, потом шуршание.

– Кто там? – спрашивает женский глосс.

– Это я.

Снова приглушенный смех.

– Заходи.

Открываю дверь. Спальня освещена теплым пламенем свечей. Дженна, сидя на кровати, пытается расчесать пальцами спутанные волосы. Рядом с ней Линден. Его бледный торс обнажен. Он с раскрасневшимся лицом завязывает тесемку на пижамных штанах. Потом наспех набрасывает на плечи рубашку и, так и не застегнувшись, поднимается и идет к двери.

– Добрая утро, милая, – здоровается он, даже не смотря на меня.

В этой ситуации нет ничего странного. Все совершенно нормально. Дженна – его жена, он – ее муж. Пора бы уже к этому привыкнуть. Я бы рано или поздно все равно хоть краешком глаза увидела, что происходит за закрытыми дверями этой комнаты. Щеки помимо моей воли заливает болезненный румянец, Линден тоже выглядит смущенным.

– Доброе, – удается мне произнести без запинки.

– Время раннее. Поспи еще, – говорит он и, быстро поцеловав меня в губы, выскакивает за дверь.

Поворачиваюсь к Дженне. Она обходит комнату, задувая свечи. На ее блестящей от пота коже мерцают всполохи пламени, виски влажные, пуговицы на сорочке застегнуты неправильно. Я никогда не видела ее такой – прекрасной и неукротимой. Должно быть, этот образ она приберегает только для Линдена. Стараюсь побороть в себе приступ ревности. Какая нелепица! У меня нет причин ревновать. Если уж на то пошло, она оказывает мне услугу, отвлекая на себя внимание мужа.

– Тоже думаешь, что запах от них просто ужасный? Воняют, как плохо выделанная кожа. Комендант Линден решил, что они создают нужное настроение.

– Долго он здесь пробыл? – уточняю я ровным голосом.

– Ух, всю ночь, – отвечает она и заваливается обратно на кровать. – Боялась, что никогда не уйдет. Он считает, что если мы все это проделаем кучей разных способов, я обязательно забеременею.

Изо всех сил стараюсь не покраснеть. На полу лежит раскрытая «Камасутра», любимое чтиво Сесилии.

– А ты этого хочешь? – спрашиваю я.

– Раздуться как шарик? Еще чего, – фыркает она. – Но что я могу поделать? Кстати, я и сама не знаю, почему он еще не сделал мне ребенка. Наверное, просто везет, – жестом она приглашает меня сесть рядом. – Так что у тебя стряслось?

В лишенной пламени свечей комнате почти кромешная темнота. Я даже не могу разглядеть выражение лица Дженны. Неужели я и вправду пришла сюда, чтобы лечь спать? Сейчас это кажется маловероятным.

– Я переживаю за Габриеля, – признаюсь я, сидя на краю кровати. На том самом месте, где Линден пару минут назад затягивал на себе пижамные штаны.