Ищу глазами дорогу, по которой меня вчера вез лимузин, но все без толку.

Ясно осознав, что прогулки, по крайней мере на сегодня, возможны только в сопровождении Вона, отправляюсь на поиски Дженны. Нахожу ее в библиотеке, свернувшуюся калачиком в кресле. На мягкой обложке любовного романа, который она увлеченно читает, изображена полуголая пара – мужчина спасает тонущую женщину.

– Габриеля не видела, – сообщает она, едва меня завидев.

– Не думаешь, что это как-то подозрительно? – интересуюсь я, пододвигая себе стул.

Поджав губы, сочувственно кивает, смотря на меня поверх книги. Дженна не из тех, кто приукрашивает действительность.

– Вы уже обедали?

– Нет…

– Ну тогда, может, он зайдет попозже.

Обычно подносы с едой к нам на этаж носит Габриель. Помощь ему нужна только в тех случаях, когда Сесилия закатывает очередную истерику, требуя особого к себе отношения.

Но Габриель так и не появляется. Обед приносит незнакомый нам слуга из первого поколения. Он даже не догадывается поискать нас в библиотеке, и ему приходится спросить о нашем местонахождении Сесилию. Настроение у разбуженной девушки преотвратное. Ругательства, сыплющиеся в адрес бедняги, слышны с другого конца коридора.

– Ты уймешься или нет? – спрашиваю я с порога разбушевавшуюся Сесилию. Дженна молча стоит рядом.

Слуга здорово перетрусил. Ну и страху нагнала на него эта беременная фурия! Но стоит мне на нее взглянуть, невольно замечаю мешки под глазами и отекшие лодыжки синюшного цвета, которые покоятся на двух подушках.

– Будешь так нервничать, повредишь ребенку.

– Не меня надо отчитывать, – раздраженно ворчит она и указывает на слугу, – а этого разгильдяя…

– Сесилия… – начинаю я.

– Да нет, она права, – перебивает меня Дженна и, сняв крышку с одной из тарелок, морщится с видимым отвращением. – Гадость редкая. Этим только свиней кормить.

Я смотрю на нее в совершеннейшем изумлении, она же отвечает мне долгим взглядом.

– Думаю, тебе следует спуститься на кухню и пожаловаться.

Ах, вот оно что!

– Приношу свои извинения, леди Дженна, – встревает слуга.

– Не стоит извиняться, – говорю я. – Это не твое упущение. За наше питание отвечает старшая на кухне, и она прекрасно знает, что мы терпеть не можем картофельное пюре, – снимаю еще одну крышку и, сморщив нос, продолжаю: —И свинину. Дженна от одного ее запаха покрывается красными пятнами. Пойду-ка я на кухню и сама все улажу.

– Да, конечно, – подхватывает слуга.

Мне кажется, его слегка трясет, пока он идет к лифту, толкая перед собой тележку, груженную подносами с нашим обедом. Не отстаю от него ни на шаг.

– Не обижайся на них, – ободряюще улыбаюсь я, как только за нами закрываются двери лифта. – Дело не в тебе. Честно.

Отвлекшись на мгновение от разглядывания своих туфель, он улыбается мне в ответ.

– Мне сказали, ты из них самая хорошая.

На кухне царит привычное оживление – верный знак того, что Вона нет поблизости. Останавливаемся в дверях.

– Извините, – подает голос сопровождающий меня слуга. – Здесь леди Рейн, чтобы выразить свое недовольство сегодняшним обедом.

Все оборачиваются в нашу сторону. Старшая повариха реагирует мгновенно.

– Эта никогда не жалуется, – фыркает она.

Пока я благодарю за помощь слугу, который меня сюда привел, тележку быстро разгружают. Жалко смотреть на то, как в мусорный бак отправляются вполне съедобные блюда, но у меня есть дела поважнее, чем переживать об этом. Пробираюсь мимо дымящихся кастрюль и занятых разговорами слуг к кухонному столу, у которого, склонившись над огромным кипящим котлом, стоит старшая повариха. Она единственная, кто во всей этой суматохе сможет мне помочь.

– Что случилось с Габриелем?

– Тебе не следует приходить сюда и расспрашивать о нем, – говорит она. – Ему и без того хватит неприятностей. Распорядитель Вон со дня твоего провального побега с парня глаз не спускает.

От этих слов у меня холодеет спина.

– С ним все в порядке?

– Я его не видела, – она смотрит на меня с выражением грусти на лице, – с того самого утра, когда Распорядитель Вон вызвал его к себе в подвал.

До самого вечера мучаюсь сухой рвотой. Дженна придерживает мне волосы, пока я, склонившись над унитазом, корчусь от рвотных спазмов. Тошнота не отступает.

– Может, выпила вчера лишнего, – мягко предполагает она.

Но дело не в этом. Уверена, что не в этом. Отодвигаюсь от унитаза и сажусь прямо на пол, сложив безвольные руки на коленях. Глаза наполняются слезами, но я не даю им воли. Не доставлю Вону такого удовольствия.

– Нам нужно поговорить, – объявляю я.

Рассказываю обо всем без утайки: о теле Роуз в подвале, о поцелуе Габриеля, о полном неведении Линдена относительно истории нашего здесь появления и о неограниченной власти Вона над нашими жизнями. Упоминаю даже о мертворожденном ребенке Линдена и Роуз.

Дженна опускается рядом на колени и обтирает мне лоб и шею куском влажной ткани. Ощущение настолько приятное, что я, позабыв обо всем, кладу голову ей на плечо и закрываю глаза.

– Это не дом, а оживший ночной кошмар, – объясняю я. – Только я думаю, что все не так уж плохо, обязательно происходит что-нибудь ужасное. Как будто мне снится ужасный сон и я никак не могу проснуться. Распорядитель Вон – просто чудовище.

– Сомневаюсь, что Распорядитель Вон мог убить собственного внука или внучку, – возражает Дженна. – Если то, что ты рассказала, правда и он использует тело Роуз, чтобы найти противоядие, то какой ему смысл избавляться от ребенка Линдена?

Я не нарушаю данное Дейдре обещание и умалчиваю о том, что младенец, якобы родившийся мертвым, был вполне живым. Но ее слова не идут у меня из головы. Так хочется верить, что Дженна права. Зачем Вону убивать собственную плоть и кровь? У него самого были только сыновья, но, даже если предположить, что девочки ему не по душе, от внучки все равно была бы польза: она могла бы выносить следующее поколение Эшби. Девушкам из богатых семей иногда позволяется самим выбирать себе мужей, и в новых семьях они часто оказываются в более выигрышном положении, чем их «сестры по браку». В характере Вона все пускать в дело, людей или их мертвые тела, неважно, расточительства он не приемлет.

Но я все-таки уверена, что Дейдре и Роуз не ошиблись: они действительно слышали детский плач. И меня ни на секунду не удивляет, что Линдена в тот момент не было дома. От этих размышлений к горлу опять подкатывает тошнота. До меня словно издалека доносится голос Дженны. Она спрашивает, все ли со мной в порядке, потому что я вдруг побелела как простыня.