Сесили отступила вбок, обошла его и, скрестив руки на груди, быстрой походкой направилась обратно к бару. Скажет она ему всю правду, и что тогда? Разве это поможет? Если он узнает о том, что двигало ею, он, конечно, попытается ее отговорить. И что дальше?

К такому разговору она не была готова. Душевная стойкость покинула ее. Если бы он сейчас узнал всю правду, она, наверное, сгорела бы от стыда.

Правда колола ей глаза сильнее, чем она думала.

Шейн смотрел, как Сесили с гордо поднятой головой идет к бару, и честил себя вовсю, на все корки.

На что он рассчитывал? Удержать ее от ошибки?

Он мог бы сейчас заниматься с ней сексом, но вместо этого теперь должен был догнать ее и объясниться с ней.

А как все хорошо шло! Разве он не хотел обладать ею? Конечно, хотел! Но когда она взглянула ему в лицо широко раскрытыми, влажными, синими, как разбушевавшееся море, глазами, этот – крайне неуместный – вопрос выскочил у него почти автоматически.

Он действительно хотел знать правду. Ему, во что бы то ни стало, надо было заставить ее признаться во всем. Что же им двигало – подспудная тревога, интуитивное ощущение опасности?

Ее красивые бедра в туго обтянутых джинсах маячили впереди, в трех шагах от него. Сесили вошла в бар как его хозяйка.

Шейн не ожидал, что между ними все произойдет именно так. Да, их влекло друг к другу, но он никак не предполагал, что химия будет столь сильной! Ее вечно строгий деловой стиль в одежде наводил на мысль, что ее придется долго уламывать и упрашивать. Что надо будет как следует потрудиться для того, чтобы вскружить ей голову.

Все вышло намного проще. Оказалось, она испытывала точно такую же неудержимую, дикую страсть, как и он.

Какой у нее был оргазм – он слегка возбудился от одного лишь воспоминания о нем.

А сейчас, глядя на нее, на то, как она шла по бару, ему было мучительно больно. Эту минуту он запомнит надолго.

Все, кто был в баре, не могли не заметить ее взлохмаченных волос. Это выглядело неприлично, но разве можно было обвинять посетителей бара за это? Ведь не они же были причиной происшедшей в ней перемены. Даже ее гнев не мог укрыть от посторонних глаз того, как сильно она изменилась, причем не в лучшую сторону: от нервно подергивающихся плеч до распухших губ и развинченной походки девушки, знающей себе цену. Из классической красавицы она превратилась в сногсшибательную красотку.

Мужчины буквально пожирали ее глазами, так что Шейну захотелось вытатуировать что-нибудь ужасное на ее лбу, только чтобы никто не пялил на нее глаза.

Внутри него зашевелился ранее незнакомый ему инстинкт собственника. Странно, прежде он никогда не ревновал. Нет, скорее в нем говорил голос неудовлетворенной плоти. В любом случае он не мог не понимать, что виной всему он сам.

Парень, на вид фермер, с вожделением посматривал на ее грудь, и Шейн понял: его долг – оградить Сесили от подобных взглядов, а для этого надо было дать всем понять, что она его женщина. Нагнав ее, он обхватил ее за талию и привлек к себе.

– Сесили, не думай, что на этом все закончилось.

– Я без ума от тебя. – Ее ответ был похож на короткий вздох.

– Я тоже от тебя без ума. – Он поцеловал ее в шею, и она вздрогнула от неожиданности. – Но от этого ничего не меняется.

Резко обернувшись, Сесили уперлась руками в бока и, сверкая синими, как бушующее море, глазами, отрезала:

– Тогда нам надо остановиться.

Она была права, но его это нисколько не трогало. Он намеренно ухмыльнулся с самым наглым видом.

– А раньше, до этого ты когда-нибудь так кричала?

– Извращенец.

– Ты это только сейчас поняла?

Она потрясла головой так, как будто его слова окончательно вывели ее из себя, а потом кивнула направо, в угол бара.

– Все наши вот за тем столиком, в задней кабинке.

Сесили повернулась и пошла в ту сторону.

Шейн двинулся за ней следом, но без лишней торопливости.

Толпа перед ними расступилась, и он увидел всех девушек. К его удивлению, вместе с ними уже был Чарли, видимо, его рабочий день закончился. Сесили шла сквозь толпу с высоко поднятой головой. Ее гордая походка должна была отбить желание у всякого отпускать шуточки в ее адрес, мол, где они были с Шейном полчаса и что поделывали.

Все за столиком двусмысленно усмехались. Сесили, сохраняя все тот же гордый вид и осанку, подошла к ним. Шейн остановился за ней, так близко, что едва не касался ее спины.

– Привет, Чарли. – Сесили поздоровалась непринужденно, без какого бы то ни было смущения. – Сколько лет, сколько зим.

Чарли вопросительно посмотрел на Шейна, затем перевел взгляд на Сесили, внимательно, но быстро осмотрел ее:

– Ты выглядишь, м-м… просто замечательно.

– Спасибо, – отозвалась Сесили и взмахнула рукой перед лицом Чарли. – Ты здорово изменился.

– Ты тоже, – весело улыбнулся он. – Хотя, когда мы с тобой виделись в последний раз, ты выглядела намного опрятнее.

– Да вот, гуляли по лесу, заблудились, – не моргнув глазом, ответила Сесили.

– А-а, так вот как это теперь называется, – притворно удивился Чарли.

– Ладно, хватит острить, – вмешался Шейн, которому почудилось, что Чарли заигрывает с Сесили.

Она оглянулась на него через плечо, потом, как ни в чем не бывало улыбнувшись, посмотрела на сидевших за столиком:

– Позвольте примоститься рядом.

Девушки с вытаращенными от удивления глазами молча уставились на нее.

– Ну, пожалуйста! – умоляюще протянула она.

Шейн нахмурился, но быстро вспомнил, сколько она выпила сегодня. Все, кто сидел за столиком, потеснились как могли.

Сесили проскользнула в кабинку и уселась с краю возле Чарли.

Митч усмехнулся:

– Теперь и мне можно вешать лапшу тебе на уши сколько угодно.

Шейн скрестил руки на груди:

– Это почему?

Митч насмешливо приподнял брови и демонстративно обнял Мадди.

Рядом с Сесили оставалось немного свободного места, на нем не могла бы даже поместиться, такая крошка, как Софи. Чуть помедлив и подумав, Шейн возле соседнего столика взял стул и сел на него.

Все за столом безмолвно смотрели на него, кроме одной Сесили – она внимательно изучала напитки в карте-меню.

– В чем дело? – буркнул Шейн.

– Ни в чем, – первой ответила Пенелопа, из одного желания сгладить неловкость.

Усмехнувшись, Джеймс задал коварный вопрос:

– Сесили, ты не будешь больше танцевать?