Потому что у меня есть дар. И сейчас, спрятавшись в своей пещере из одеял, я торжествую. Я больше ни за что не поверю, что очутилась здесь случайно, что я самозванка. Я попала именно туда, куда должна была попасть. Губы мои шевелятся, касаясь грубого одеяла; я складываю их трубочкой – О – и слышу чужие слова, слетающие с моих уст: «Я стояла на краю обрыва, когда сзади подошел дядя…». Мне даже не надо шевелить губами, чтобы услышать их. Для того, кто умеет слушать, шепот призраков в стенах школы не смолкает ни на минуту.

Но даже здесь, в школе, не все его слышат. Его не всегда слышат даже наставники, которым приходится объяснять ученикам начального уровня, как говорить с привидениями, и одновременно отмахиваться от назойливого призрака, кричащего в ухо; бедное, несчастное существо, как отчаянно оно желает быть услышанным!

Было еще рано. Тишину в спальне нарушало лишь хихиканье призраков и мерное, посвистывающее дыхание спящих. Сквозь стрельчатые окна просачивался бледный серо-голубой свет, очерчивая своды потолка, бесформенные фигуры под одеялами, изголовья железных кроватей, туфли, аккуратно стоящие на полу под каждой койкой. Где-то в недрах здания раздался глухой удар; я скорее ощутила его, чем услышала – кто-то поставил на пол у чугунной печи ведро с углем; застонав, распахнулась тяжелая железная печная дверца; теперь все готово, чтобы сыпать уголь лопатой в горящее пламя. Я не видела, как это делается, но каждое утро слышала одни и те же звуки в одной и той же последовательности и представляла себе эту сцену именно так. Птица легко задела оконное стекло и улетела прочь; она не ушиблась, решила я – а может, это призрак нашептал мне? Нехорошо, если я перестану отличать свои мысли от того, что говорят мне призраки, но так, скорее всего, и будет. Здесь все время кто-то что-то нашептывает мне в ухо, как, например, сейчас: «Ты – Избранная?».

«Да заткнись ты!» – произнесла я вслух, и с соседней койки на меня тут же шикнули. С призраками так всегда: они заставляют тебя чувствовать себя важнее, чем ты есть на самом деле, это одна из их уловок. Я накрыла краями подушки уши, почувствовала биение пульса в висках и вскоре снова провалилась в сон.

Когда я проснулась, всхрюкнув, вокруг уже стоял приглушенный утренний гам. Мои соседки откидывали одеяла со звуком полощущихся на ветру парусов; нестройной толпой шли в душевую, шаркая и цокая туфлями, надетыми на босу ногу, с развязанными шнурками; кто-то уже плакал, кому-то влепили пощечину, кто-то вполголоса чертыхался. Утренний свет утратил голубой оттенок и стал ярко-серым. Призраки смолкли, притянутые более мощным магнитом – не иначе как самой директрисой. У той во рту гуляли настоящие вихри голосов, столь многочисленных и яростных, что я порой с трудом видела ее лицо. Казалось, оно все состоит из порывов, стремлений, намерений что-то сказать, но намерений не ее собственных, а чьих-то. Что она представляла собой отдельно от них, сама по себе, за всей это суматохой понять было невозможно, и вместе с тем не оставалось сомнений, что передо мной – человек необыкновенно могущественный, обязанный авторитетом своим не только призракам. Об этом свидетельствовала ее прямая спина, широкие плечи, сурово сжатые челюсти и платье, развевающееся, подобно парусам военного корабля. Но была в ней также частично подавленная, но очень явственная эмоция, настолько сильная, что ответственность за нее едва ли можно было свалить на призраков (из-за отсутствия у тех соответствующих желез): то ли грусть, то ли ненависть. А может быть, страх.

Возможно ли, что директриса боялась призраков? При мысли об этом я рассмеялась от удовольствия (смешно, даже если предположить, что это неправда); решив обойтись без умывания ледяной водой, натянула через голову мятое платье, сунула ноги в туфли, вслед за остальными спустилась вниз по лестнице и вышла во двор.

Отрывок из «Наблюдений очевидца»

Об отдельных предметах коллекции

На территории школы и в самом здании можно встретить чрезвычайно оригинальные статуи, предметы искусства и прочие объекты, о назначении которых мне самому догадаться не удалось. Последние, как выяснилось, делятся на две категории (и отличить предметы первой категории от второй человеку несведущему не так-то просто): «сувениры из странствий» [29], вдохновленные тем, что директриса увидела во время своих путешествий в край мертвых; и «фигуры речи» – объекты, созданные под влиянием поговорок, речевых клише и мертвых метафор.

К последней категории, относятся, к примеру, Зарытая Собака и Вилы, а также Палки в Колесах и бронзовая статуя в западном крыле здания, изображающая кота, которого беспощадно тянут за хвост. Поначалу упоминания об этих объектах в различных документах приводили меня в крайнее замешательство («В 15:30 второклассники пишут вилами по воде»), но все встало на свои места, как только я понял, что речь о реально существующих объектах, причем многие из них используются ежедневно! «Фигуры речи» кажутся странными лишь поначалу и теряют всю свою таинственность, стоит лишь догадаться о том, какой фразеологизм объясняет их смысл. Что же касается «сувениров из странствий», разгадать их значение не представляется возможным. Я уговорил Кларенса, здешнего мажордома, провести мне экскурсию и показать их все. Вот лишь некоторые предметы, которые я видел.

Механическая женщина, которая кормит грудью птицу в алькове площадки на северо-западной лестнице. В груди механической фигуры спрятана система трубок, из которых в черный клюв птицы падают капли настоящего молока.

На столе у директрисы в чернильнице вместо вазы – белая гвоздика, постепенно окрашивающаяся в черный.

В коридоре у входа в кабинет директрисы – несколько заводных облачков, довольно грязных, высотой по колено. Одно из них выкатилось из открытой двери, прожужжало по коридору и вкатилось в дверь напротив; другое врезалось в дверной косяк, сердито пожужжало и вошло в дверь боком.

В саду на постаменте, к которому вела выложенная кирпичом дорожка, я увидел громадный бюст директрисы, который как-то странно вздувался и раскачивался. Приблизившись, я услышал тихое жужжание, исходящее от статуи, и с изумлением понял, что передо мной не каменное или бронзовое изваяние, а очень тонкий мешок, собранный в складки, подколотый и подоткнутый тут и там и именно благодаря этим складкам сохраняющий форму. Наполнен же он мошками, которые возбужденно кружат внутри и поддерживают форму мешка, ударяясь о его стенки крошечными тельцами и раздувая его взмахами крыльев. По мере того как стаи мошек перемещались в область переносицы или одной из скул, менялся их цвет, и в зависимости от угла, под которым свет падал на бюст, та или иная часть его могла казаться темнее или светлее. «В дни вечерних торжеств мы используем светлячков», – сказал Кларенс, и представьте себе, однажды летним вечером мне действительно довелось увидеть, как бюст мерцал, озарялся изнутри зеленоватым свечением и переливался.