Астахова мялась на пороге, комкая в руках ремешок сумки. Ирина выразительно посмотрела на часы – если она хочет успеть на электричку, выходить нужно совсем скоро.

– Итак, слушаю вас!

– Оправдайте, пожалуйста, Соломатина, – выпалила девушка, – он ни в чем не виноват.

– Так и поступлю, если в процессе судебного следствия это подтвердится, – отчеканила Ирина, – у вас все?

– Я вас умоляю! – протянула Анастасия с такой патетикой, что Ирине стало за нее неловко, – вы же можете, это в вашей власти.

– К сожалению, девушка, – артистка не представилась, и Ирина решила не показывать, что ее узнала, – я не уполномочена казнить и миловать, мои обязанности состоят исключительно в том, чтобы, изучив дело и приняв во внимание все обстоятельства, назначить справедливое наказание. Что и будет сделано, обещаю.

– Пожалуйста, оправдайте его! Я все сделаю, что скажете!

Выглядело так, будто Астахова разыгрывает перед ней какую-то свою роль, причем делает это очень фальшиво. Ирина поморщилась.

– Правда, пожалуйста! Скажите, если что-то нужно, я готова!

– Девушка, простите, вы в своем уме?

Астахова вдруг перестала нагнетать трагедию, посмотрела на Ирину вполне осмысленно и негромко произнесла:

– А если бы вас за него влиятельные люди попросили, вы бы им тоже так ответили?

Ирина остро пожалела, что впустила эту нахалку в свой кабинет.

– Все, идите отсюда, девушка.

– Послушайте, но я ведь тоже человек, тоже имею право вступиться за своего возлюбленного.

– Ах, вон что…

– Вы же женщина, должны понять. У меня от него ребенок.

Ирина вздохнула, припоминая, что действительно видела прекрасное лицо Анастасии Астаховой, любимой Снегурочки советской детворы, в тягомотных фильмах Соломатина. Стало быть, муза и гений образовали не только творческий союз.

– Пожалуйста, оправдайте, – повторила Анастасия, молитвенно сложив руки.

Даже странно, в кино она отлично играет, а сейчас так фальшиво получается, что ощущение, будто на заднем плане непрерывно скребут вилкой по тарелке. Бррр!

Ирина снова взглянула на часы. Выходить надо самое позднее через пять минут. Что ж, она, «верная супруга и добродетельная мать», поспешающая к своему счастливому семейству, имеет полное право сейчас сказать этой красавице что-нибудь поучительное, типа «сучка не захочет, кобель не вскочит», с ног до головы облить ее лучами презрения и, торжествуя, отправиться на электричку.

– Хотите кофе? – вместо этого сказала Ирина, включая кипятильник.

Астахова вздрогнула:

– Что?

– Говорю, давайте кофейку попьем. Вот сухарики еще есть, будете?

Астахова пожала плечами.

– Послушайте, Анастасия… Вы же Анастасия, я правильно вас узнала?

Собеседница кивнула.

– Садитесь и устраивайтесь поудобнее, я хочу с вами поговорить.

Ирина сама не знала, зачем ей это нужно. Следующая электричка только в семь, значит, дома она окажется в половину девятого и опять ничего не успеет. Зачем только эта артистка пришла, разбередила душу, открыла дверь в самую темную и грязную комнату памяти, и так широко, что просто захлопнуть уже не получится. Уже налетело оттуда мусора, потянуло холодом…

– Послушайте, Настя, – Ирина старалась говорить как можно мягче, – если вы надеетесь, что умолите меня и Соломатин бросит жену и женится на вас, то это вряд ли произойдет.

Девушка стиснула ладони:

– Я знаю, знаю. Мы давно расстались, еще когда я забеременела.

– Я не очень хорошо поступаю, обсуждая с вами детали процесса, но все же хочу вам сообщить, что жена Игоря Васильевича тоже активно за него борется, поддерживает, пригласила лучшего в городе адвоката… Словом, они производят впечатление крепкой и дружной семьи.

– Я знаю, но это не важно. Я все равно его люблю и хочу спасти.

– Понятно… – Вода закипела, и Ирина протянула собеседнице открытую банку растворимого кофе. В последнее время она его разлюбила, дома перешла на чай, но на работе проще глотать кисловатую бурду, чем возиться с заваркой. – Вот, накладывайте. Сахар берите.

– Если бы только вы его оправдали…

– То что? Он бы сразу понял силу вашей любви и женился? Это так не работает, мужчину из семьи уводит жена, а не любовница. Настя, пожалуйста, послушайте меня. Я говорю не для того, чтобы вас унизить…

– А зачем тогда?

– Да бог его знает! – фыркнула Ирина. – Может, потому, что вы любимая женщина моего сына, а может, просто была на вашем месте и слишком хорошо знаю, что это путь в никуда. Сворачивайте с него, Настя, ибо ничего вас там не ждет.

Астахова молчала и сосредоточенно растирала ложечкой мелкие комочки кофейного порошка.

– Знаете, я тоже ждала и тоже надеялась, и заслуживала, и доказывала, что лучше меня никого нет, прыгала, как собачка за сахарком, и ничего не вышло.

– У всех по-разному, – буркнула Анастасия.

Ирина покачала головой:

– Нет, Настя, к сожалению, это не так. Да, конечно, вы думаете, что у вас все иначе, вы и собачка побольше, и лакомство держат пониже, только все равно ничего не получится, потому что вы в принципе не собачка, а любовь – не сахарок. Я тоже поняла это далеко не сразу.

– Если любишь человека, то ради него пойдешь на все, – мрачно сказала Астахова.

– Конечно, Настя, конечно. Но это ведь не только вас одной касается.

Ирина нахмурилась, вдруг осознав, какую трудную задачу она перед собой поставила. Вот в чем главный подвох детско-родительских разговоров – ты забываешь, что очевидные и привычные вещи, давно вошедшие в твой обиход, для собеседника являются чистой абстракцией. Вот как объяснить слепому, что такое роза, чтобы он ее сразу узнал, когда прозреет? Или как описать вкус черешни человеку, который никогда ее не ел?

Когда-то Кирилл рассказывал, что всю жизнь выражение «дыхание моря» представлялось ему просто литературной красивостью и довольно-таки затертым штампом, пока он во время службы не побывал зимой на берегу Тихого океана. Земля была скована льдом, а океан не замерзал, и на самой кромке воды теплый воздух накатывал вместе с волнами, настоящее дыхание, иначе не назовешь.

С мамой у Ирины не сложилось душевной близости, и старших подруг она тоже не завела, поэтому некому было дать ей хороший совет. Только вот неизвестно, приняла бы она его, поверила бы, что все наладится и она обязательно встретит настоящую любовь.

Отмахнулась бы, наверное. Ах, зачем эти банальности, я сама знаю!

– Послушайте, Настя, – осторожно начала Ирина, – я вижу, что вы готовы последнюю нитку с себя снять ради него, и это, безусловно, делает вам честь, но подумайте, чем пожертвовал ради вас ваш возлюбленный. Именно в прошедшем времени, припомните, чем Игорь Васильевич ради вас поступился? Хотя бы малейшее неудобство ваши отношения доставили ему?