Красно-лиловый изобразил смех, кстати, у него это получилось вполне естественно.

— Быть хорошим военным, — сказал он, — тяжкий удел, как мне кажется. Работа на «Особые обстоятельства» в какой-то мере облегчает ответственность. У меня нет оснований жаловаться. Конечно, не следует рассчитывать, что вам всё время будут говорить правду; иногда им не нужно, чтобы вы знали, на чьей стороне сражаетесь. Советую просто действовать так, как они просят — в этом есть определённый интерес. Забавно, знаете ли…

— Так вы занимаетесь этим из интереса?

— Частично. Здесь ещё вопрос долга, семейной чести — они когда-то помогли моим родным, и теперь я отрабатываю.

— И сколько времени это займёт?

— Всю жизнь. — Существо откинулось на сиденье и стукнуло конечностью по столику, чтобы привлечь внимание проплывавшего мимо подноса. — Давайте ещё выпьем, посмотрим, кто первый опьянеет.

— У вас больше ног, — усмехнулся Закалве. — Думаю, я свалюсь под стол раньше.

— Чем больше ног, тем легче они заплетаются.

— Логично.

С одной стороны от них находилась небольшая терраса, а с другой — воздушное пространство. Собственно, судно окружал громадный эллипсоидный воздушный пузырь, удерживаемый различными полями, которые и представляли собой настоящий — хотя и невидимый — корпус корабля. Закалве поднял вновь наполненный бокал и помахал пролетавшему мимо дельтаплану.

— За Культуру! — предложил он тост. — За полное отсутствие уважения ко всему величественному.

— Согласен, — поддержал красно-лиловый, и они выпили.

Через некоторое время выяснилось, что существо зовут Чори, к тому же оно — самка. Это обстоятельство чрезвычайно позабавило Закалве.

Утром он проснулся под струями маленького водопада в одном из жилых секторов — мокрый, со всеми признаками тяжёлого похмелья. Чори висела поблизости, уцепившись за какое-то дерево всеми своими конечностями-крюками и издавая звуки, очень напоминавшие храп.

Ему казалось, что она достигла оргазма почти одновременно с ним, но затем — по всем внешним признакам — с ней случился странный приступ. Женщина визжала, вцепившись в него, словно хотела сломать ему спину. Итак, несмотря на внешнее сходство с людьми, тот смешанный тип, к которому принадлежали представители Культуры, в чём-то кардинально отличался от обычных людей. Несколько страшных мгновений им владела вызывающая дурноту мысль, что его сперма подействовала на неё подобно кислоте.

Он пытался оторвать её от себя, окликал по имени, наконец, энергично встряхнул за плечи.

— Что случилось? — выдохнула она.

— Со мной — ничего. А вот с тобой… Что случилось с тобой?

Женщина выглядела озадаченной.

— Я кончила, вот и все, а… О! — Она прикрыла ладонью рот, широко раскрыв глаза. — Я забыла, извини. Ты не… — Она хихикнула. — Как неловко.

— Что?

— Ну, мы просто… у нас это продолжается дольше, понимаешь?

До этой минуты он не вполне верил слухам об изменённой физиологии представителей Культуры. Неужели они сознательно трансформировали самих себя — чтобы продлевать мгновения удовольствия, ведь говорят, что у них имеются особые железы, которые могут усилить любые ощущения… Однако в этом был некоторый смысл. Их машины могли делать многие вещи лучше, эффективнее, чем люди… Значит, высвободившуюся энергию можно направить на получение удовольствий — что ж, такая целеустремлённость в некотором роде достойна восхищения. Он снова обнял женщину.

— Давай ещё раз, ладно? Она засмеялась.

— Увлечённость — хорошая черта у мужчины.

Он отсутствовал пять дней и столько же ночей. Насколько можно было судить, ни разу не пересёк собственный след и никогда не посещал дважды один и тот же сектор. Три из этих ночей он провёл с разными женщинами, и вежливо, но твёрдо отказал одному симпатичному юноше.

— Ты уже вполне освоился, Шераданин? — спросила Сма, рассекая гребками воду бассейна впереди него, и перевернулась на спину, ожидая ответа. Он плыл следом за ней.

— Ну, я перестал предлагать плату в барах.

— Это начало!

— Положим, с этой привычкой порвать было совсем нетрудно.

— И все?

— Ваши женщины очень дружелюбны.

— Так же, как и мужчины.

— Жизнь здесь кажется… идиллической. Но подозреваю, не все так просто.

— Ну и ну. Есть желание остаться?

— Ни малейшего, — рассмеялся он. — Я бы здесь сошёл с ума или навечно погрузился в один из общих снов-игр. Мне нужно… нечто большее.

— А примешь ли ты это большее… от нас? — Дизиэт напряжённо смотрела на него. — Хочешь работать на нас?

— Все почему-то считают, что мне нужно это сделать, раз вы на стороне справедливости. Но когда видишь вот такое единодушие…

— Скажи, тебе было бы не всё равно, если бы мы вели несправедливую войну?

— Не знаю, — признался он. — Мне всегда хотелось верить… что я делал добрые дела.

Он неожиданно нырнул и спустя мгновение появился над поверхностью воды, отфыркиваясь и тряся головой. Сма теперь стояла, по плечи погруженная в воду.

— Кто знает, Закалве. Нам только кажется, что мы правы. Твёрдая уверенность в таких вещах — абсурд. Всегда найдутся контраргументы… Разве существует абсолютная уверенность? Да и правила в «Особых обстоятельствах» иные.

— Мне казалось, правила должны быть везде одинаковы.

— Но мы в «Особых обстоятельствах» имеем дело с моральным эквивалентом «чёрных дыр», где нормальные законы верного и неверного, общие для всей Вселенной, нарушаются. Это и есть особые обстоятельства, наша территория.

— Для некоторых это может оказаться хорошим предлогом вести себя дурно.

— Для некоторых вообще не нужно никаких предлогов. — Сма провела рукой по мокрым волосам, от воды они завились плотными кольцами, оттолкнулась от дна бассейна и поплыла.

Он некоторое время следил, как она удаляется от него, машинально потёр еле заметный шрам на груди, нахмурился и поплыл следом.

Он провёл пару лет на «Размере Это Не Все», а также на планетах, астероидах, космических и орбитальных станциях — везде, где корабль делал остановки. Много тренировался и научился применять свои новые способности — те, которыми его наделили.

На своё первое задание, которое завершилось сопровождением Избранного в Благоухающий дворец, он отправился на общеконтактном корабле «Милый и Изящный».

Он никогда больше не встретился с Чори и узнал о её гибели спустя пятнадцать лет, когда ему, обезглавленному на планете Фоле, выращивали новое тело судовые врачи «Прирождённого Оптимиста».

Он спрятался за парапетом, наблюдая, как самолёт снижает скорость, серебристое тело, напоминающее наконечник стрелы, теперь чётко вырисовывалось на фоне заката по мере приближения к ним. Скафандр сообщил ему, что других самолётов и вообще летательных аппаратов поблизости нет. Он снял показания эффектора, наблюдая за тем, как из брюха зависшей над лесом машины опустился трап и выдвинулись три ноги. Покачав головой, пригнулся и начал спускаться по склону. Цолдрина он нашёл в одном из разрушенных зданий. Старик, похоже, удивился, когда в заросшем ползучими растениями дверном проёме появилась фигура в скафандре.