* * *

От Генриха не поступало никаких вестей, и выносить это было тяжело. Хотя он и отказывался говорить о своей работе, Купер была уверена, что он в опасности. Как он и предсказывал, едва освобожденную от фашистов Францию разрывали на части забастовки и внутренний саботаж. Бунты вспыхивали почти каждую неделю, когда полицейские пытались провести рабочих, отказывающихся бастовать, сквозь пикеты. Коммунисты, видимо пребывавшие в уверенности, что скорый поезд Лилль — Париж до сих пор перебрасывает к столице войска, совершили диверсию, из-за которой состав сошел с рельсов под Аррасом. Результатом ужасной катастрофы стали шестнадцать погибших и десятки раненых. Улицы Парижа были запружены вооруженными полицейскими. Правительство уверяло, что ситуация в стране находится под контролем, но никто не знал, что происходит в действительности.

В то время как уровень насилия на улицах только возрастал — а вдобавок ко всему вернулись суровые морозы, и начались метели, и угля по-прежнему не хватало, — беспокойство Купер принимало все более мрачный характер. Молчание Генриха, ранее приносившее облегчение, теперь вызывало тревогу, которая грызла ее день и ночь. У нее постоянно крутило живот от злости, смешанной со страхом. Как он мог просто взять и исчезнуть? Если он и вправду любит ее — а он говорил, что любит, — почему он так с ней поступает?

Разве что — и эта мысль ее ужасала — его захватили в плен или убили. Но чем дальше она пыталась гнать от себя эту мысль, тем навязчивее та становилась. Он сказал ей, что собирает разведданные на коммунистов, но правда была в том, что она понятия не имела, ни чем он в действительности занимается, ни с кем именно борется. Что, если его поймали? Или поставили к стенке и расстреляли?

А может, она зря о нем жалеет, и он просто нашел себе другую подружку, не такую своенравную и более послушную? Эта мысль причиняла ей муки совсем другого рода.

Он не показался ей человеком того типа, который станет звать замуж в расчете просто поразвлечься с барышней в стогу сена. Но она уже однажды сильно обманулась в мужчине, разве не так?

Кое-кто мог бы сказать, что она заигралась с Генрихом в недотрогу. Возможно, он почувствовал ее фальшь. Или, в конце концов, она стала ему отвратительна.

* * *

Воскресным утром, когда еще не стих колокольный звон в парижских церквях, Купер разбудил дрожащий Диор, глаза его горели на побелевшем, как полотно, лице.

— Мне позвонили. Насчет моей сестры. Она жива. — Он вцепился в Купер обеими руками. — Она едет домой!

Новости пришли из Красного Креста. Тюрьму, в которой содержали Катрин, освободили русские. В ней обнаружилась лишь жалкая горстка выживших. Остальные были казнены эсэсовцами или погибли от голода и холода. Но Катрин, как и предсказывала мадам Де-лайе, выжила. Ее собирались отправить домой одной из первых. Она должна будет прибыть на Восточный вокзал завтра утром на поезде с беженцами.

Все это Диор сообщил Купер, трясясь от нервного возбуждения, пока они выходили из дома.

— Нам нужно подготовить ее комнату, — говорил он. — И яйца. Нам нужны яйца!

— А яйца зачем? — спросила Купер, смеясь над его воодушевлением.

— Чтобы приготовить сырное суфле! Это ее любимое блюдо — она будет ждать, что я его приготовлю. Мне сказали, она очень худая. Нам нужно ее откормить. А сырное суфле — очень питательное блюдо, ты же знаешь. Нам всегда его готовили, когда мы в детстве болели.

— Хорошо, мы отыщем яйца.

— И цветы! Нам нужны цветы.

Они носились по Парижу. Яйца, масло и молоко в городе по-прежнему было найти трудно. Эти продукты изредка появлялись лишь в нескольких магазинах, и за ними стояли огромные очереди. Они отстояли очереди в двух из них (Диор места себе не находил от тревоги и нетерпения) лишь затем, чтобы получить у прилавка ответ, что все закончилось. В третьем им повезло купить шесть драгоценных яиц и кусок сливочного масла, в четвертом — маленькую бутылку молока и крошечный кусок сыра — как раз, чтобы хватило для суфле.

— Она была права, — не переставал повторять Диор. — Делайе была права! Все пытались уверить меня, что Катрин погибла. Но Делайе знала. Она знала! Я собираюсь осыпать эту женщину золотом.

На небольшом рынке на острове Сите, в тени собора Нотр-Дам, они нашли продавца весенних цветов.

— Они все не поместятся в ее комнату, — предупредила Купер Диора, который купил целую охапку.

— Тогда мы расставим их по всей квартире, — ответил тот.

Из-за букетов Диора почти не было видно. Она не удивилась бы, если б он купил еще и одну из певчих птичек, которые беспокойно прыгали и чирикали в маленьких клетках.

Вдвоем они подготовили комнату Катрин. Диор затопил плиту, чтобы прогреть воздух. Купер перестелила постель, сделав ее настолько теплой и уютной, насколько возможно. Ваз для того количества цветов, которое он притащил, не хватило, и ему пришлось сбегать вниз к соседям, чтобы одолжить еще парочку. Он то и дело принимался смеяться от радости и громко вскрикивать. Это было настоящим чудом! Когда миру стала известна правда об ужасах нацистского конвейера по уничтожению людей, вероятность того, что Катрин осталась жива, стремительно уменьшалась. В конце концов, теперь они знали, что миллионы людей погибли в концлагерях, неважно, были они убиты или умерли от непосильного труда и ужасных условий жизни.

— Я пытаюсь разыскать Эрве, ее жениха. Наверное, ему тоже сообщили, что она возвращается. Ох, боюсь, я сегодня не смогу заснуть, — сказал Диор, когда наконец удовлетворился наведенным порядком. — Как я смогу сомкнуть глаза?

— Хотя бы попытайся, — ласково уговаривала его Купер.

В итоге именно она не смогла заснуть, всю ночь представляя радостную встречу брата и сестры. Весь этот год с момента ее ареста Диор прожил в непрекращающейся тревоге, а через что пришлось пройти Катрин, одному богу известно. Тем не менее провидица оказалась права: Катрин Диор выжила. И в конечном счете только это имело значение.

11

Состав Красного Креста, отправившийся из Германии вчера днем, должен был прибыть в девять утра. Восточный вокзал, как и все парижские вокзалы в эти дни, был переполнен военными и гражданскими, которые отправлялись транзитом через Париж во все концы Европы. День выдался дождливым, и тусклый свет сочился сверху сквозь мутные стекла между стальными балками перекрытий; он едва достигал похожего на пещеру зала, где туда-сюда сновали толпы растерянных пассажиров.

На Диора было жалко смотреть: от тревожного ожидания, в котором он пребывал, его колотила