Она ощутила себя так, словно она муха, а ее прихлопнули не свернутой в трубочку газетой, а целой бетонной плитой.

– Не подпущу, – сказала она храбро. – Не дадим вредить науке. Бизнесменов много, ученых не хватает всегда… Ой, вон там двое смотрят в нашу сторону…

Френсис обернулся, жизнерадостно помахал рукой.

– А-а, Марлоу!.. Привет!

Пара, замеченная Аллуэттой, разом заулыбалась и синхронно двинулась к ним. Женщина прижималась боком к мужчине, но смотрела радостными и даже влюбленными глазами на Максима.

– Кто? – прошептала Аллуэтта.

Максим молчал, Френсис ответил тоже быстрым шепотом:

– Изабелла Бондаренко, а мужчина… ладно, неважно, потом…

Мужчины обменялись рукопожатиями, женщины поулыбались друг другу, моментально оценивая друг друга. Марлоу начал расспрашивать Максима, как это ему удалось заполучить ККК-3С, об этом завистливо гудит весь мир нейрофизиологов, а Изабелла толкнула своего спутника в бок и сказала капризно:

– И почему они решили провести конференцию в Метрополе? Это когда-то здесь был центр, а теперь почти сарай…

Марлоу сказал добродушно:

– Милая, да какая разница?.. Зато просторно.

Изабелла повернулась к Аллуэтте.

– Вы обязательно должны заглянуть к нам, – прощебетала она счастливым голосом. – Мы сняли настоящий королевский номер! Это в «Гранд Империале»!

Аллуэтта толкнула Максима в бок:

– Слышал? Мы обязательно придем, милая Изабелла. Если номера там в самом деле настолько великолепны, я, пожалуй, куплю тот отель. Правда, Макс?.. Будем в нем останавливаться по дороге из Токио в Лос-Анджелес.

На этот раз даже Максим ощутил, что удар попал в цель: лицо Изабеллы на кратчайший миг окаменело, но тут же снова защебетала, довольная, счастливая и располагающая, глаза сияют, улыбка до ушей, жемчужные зубки блестят, и вообще нет более доброжелательной и расположенной ко всему хорошему на свете женщины.

Когда они удалились – на таком светском рауте после официальной части непристойно долго оставаться на месте, нужно общаться, – Френсис сказал с тихим восторгом:

– Ну какой же я гений!.. Надо в зеркало посмотреть, что-то еще в себе отыщу. Как я не прогадал, взвалив самое трудное на Аллуэтту!

– Всегда готова, – храбро ответила Аллуэтта.

– Ты молодец, – сказал Френсис.

Аллуэтта бросила короткий взгляд на молчащего Максима.

– Мне отступать нельзя.

– Это прекрасно, – сказал Френсис с ликованием, – когда общественные интересы сливаются с личными. Почти коммунизм по Томасу Мору.

– И его жены Кампанеллы, – буркнул Максим.

Аллуэтта посмотрела на него с неверием, всерьез или прикалывается, ответила Френсису:

– Мне есть что защищать.

Френсис снова взял с проплывающего мимо подноса фужеры с шампанским, довольный от макушки до пят, отошел к группе солидного вида мужчин, всем видом подчеркивая, что ему никаких грандов и дотаций не нужно, такие красавцы денег не просят.

Он как раз общался в трех шагах от Максима со старыми приятелями, в какой-то момент повернулся к Аллуэтте, послал ей предостерегающий взгляд и тут же намекающе посмотрел в сторону входа.

Оттуда через толпу ученых и финансистов нацеленно протискивается троица в составе немолодого мужчины в старомодном костюме, чем-то похожего на ковбоя на отдыхе, такими бывают либо профессора, либо богатые промышленники, и двух молодых ярких женщин, не то ухватившихся за его локти, не то поддерживающих его.

Максим, глядя на них, невольно подумал, что доля взрослого населения резко возросла, что привело к заметным изменениям в обществе. Даже те, что в юности бунтовали «против всего», в зрелости стали консервативными и трезвомыслящими. А это привело не только к сокращению количества ночных клубов, но и к более консервативному поведению, к сдержанной моде, хотя, конечно, оставшаяся в меньшинстве молодежь все так же отрывается на вечеринках, но уже не чувствует себя тем большинством, что может выйти на митинг и в силу простого большинства сменить старых маразматиков в правительстве на молодых и дерзких студентов.

Женщины еще издали улыбались Максиму жарко и призывно, взгляды были такими обещающими и даже многообещающими, что Аллуэтта ощутила, как из глубин мохнатой женской души поднимается пещерная ярость матриархата.

Они и дотащили престарелого ковбоя до Максима с Аллуэттой, хотя в конце тот рассмотрел, кто там впереди, сам устремился навстречу, с жаром обнял Максима, церемонно поцеловал пальчики Аллуэтте, по восточной моде загибая их так, чтобы чувственно коснуться губами самых кончиков под наманикюренными ногтями.

– Какие же вы молодцы, – сказал он с жаром, – пришли на это не новое, но такое нужное в нынешнее время мероприятие!

Максим сказал Аллуэтте:

– Позволь представить тебе Герберта Галахера, автора концепции «Стареть с достоинством», а затем и производной – «Уходить с достоинством»!

– Очень приятно, – произнесла Аллуэтта светски, – я много слышала о вашем движении.

Слышала она в самом деле немало: по мере того как идеи трансгуманизма и близкого бессмертия стали проникать в массы, тут же отыскались сотни политиков, поспешивших оседлать эту волну: пошли требования «бессмертие бесплатно и всем», «наука должна служить обществу» и подобные им популистские лозунги, часто и щедро вбрасываемые в массы, как когда-то вбросили «panem et circences».

В их лаборатории, когда вспоминали о так называемом народе, что работает из-под палки, но требует всего и даром, часто называли имя именно Галахера, лидера популистской партии, а Френсис потешался, потирал ладони и говорил, что он же предупреждал, так и будет, когда адепты бессмертия разворачивали среди населения широкомасштабную пропаганду.

Георгий, словно принял упреки в свой адрес, оправдывался, напоминал, что это было необходимо, девяносто девять процентов бюджета раньше уходило на всякую ненужную херню, требовалось повернуть людей к этой проблеме и ввести их в свои ряды, чтобы они требовали от своих депутатов интереса к неограниченному продлению жизни.

Сейчас Галахер взглянул на нее остро и понимающе, тоже понял, что эта блестящая красотка могла слышать от Максима и вообще от специалистов, рвущихся к бессмертию.

– Думаю, – сказал он Максиму покровительственно, – мелкие разногласия останутся в прошлом? Сейчас все мы заинтересованы, чтобы как можно скорее ваши наработки перешли в стадию клинических испытаний.

– Дело за вами, – ответил Максим. – За политиками.

Галахер отмахнулся:

– Ах да, билль о правах эмбрионов… Чепуха. Законы принимают не боги, а люди. Сегодня один, завтра другой…

– Нам не так уж много нужно, – сказал Максим. – Хотя бы ослабить натиск простого народа на генетику, прислужницу империализма, что портит простых людёв! Неужели обществу нечем заняться?