– Ты что?.. Это будет скандал! И вызов. Хочешь продемонстрировать неуважение к Томбергу?

– Придется идти, – сказал Максим обреченно.

– Но можно сделать красивый ход, – сказал Френсис бодрым голосом. – И все бабы от тебя отстанут враз и навсегда.

– Ого, – без уверенности сказал Максим, – это бы здорово.

– Возьмешь с собой Аллуэтту, – сказал Френсис.

Максим дернулся, подпрыгнул на стуле, словно сел на торчащий гвоздь.

– С ума сошел?

– Это тебя ни к чему не обязывает, – торопливо заверил Френсис. – Совершенно!.. Зато представь себе их кислые рожи, когда наши золотоискательницы увидят рядом с тобой эту красотку… не спорь, Аллуэтта очень красивая и породистая. Сразу поймут, у них шансов отныне никаких и начнут высматривать других женихов.

Максим поморщился.

– Да, ты прав, но Аллуэтта…

– А сам ей скажу, – вызвался Френсис. – И предупрежу, что это только для того, чтобы отогнать остальных охотниц за престижными мужьями. А вовсе не потому, что вот такая самая. Ты это сказать не сможешь, а мне легче. Понял?

Максим сказал с неохотой:

– Ну, если только так… А ты скажешь.

– В своей манере, – пообещал Френсис, – в своей манере.

Как только Максим поспешно удалился, Френсис кивком отозвал Аллуэтту в сторону, она пошла с настороженностью, а он огляделся по сторонам и прошептал:

– Аллуэтта, ты можешь… как бы это сказать, поработать и после окончания рабочего дня? Я могу за переработку выписать денежную премию. Небольшую, правда, мы бедные, но все же…

Она ответила с удивлением:

– А разве я и так не остаюсь на час-другой после?

Он вздохнул.

– Есть работа потяжелее. У нас на носу конференция с участием как светил медицины, так и богатых промышленников от фармацевтики, директоров трастов, банкиров. А еще, по достоверным источникам, ожидается появление двух очень амбициозных женщин, которые в свое время пытались заполучить Максима.

У нее оборвалось дыхание, но продолжала смотреть ему в глаза, почти не моргая.

– Боюсь, – договорил он с новым вздохом, – как только увидят Максима, могут снова возобновить атаки… А он такой мягкий, отказываться ему нелегко.

– Правда? – спросила она, он уловил грустный сарказм в ее голосе. – Может быть, и не захочет отказываться.

– Он уже хочет, – заверил он. – Даже подумывает не пойти вовсе. Но это заранее отказаться от возможностей… В общем, ты поняла, чего я хочу?

Она покачала головой:

– Нет.

– Ты пойдешь с ним, – пояснил он. – И будешь отпугивать всех женщин.

Она грустно улыбнулась, даже не спросила, в самом ли деле она такая страшная, ответила поникшим голосом:

– Спасибо, Френсис. Ты в самом деле добрый. Но, конечно, это немыслимо.

– Почему?

– Максим Максимович меня просто ненавидит, – ответила она невесело. – Мой отец уговорил взять меня к нему на работу, но это было сделано, как я понимаю, только ради ККК-3С, которой вы так гордитесь. Я для него неприятная обуза.

Он сказал быстро:

– Аллуэтта! Если бы ты разуверилась в успехе, ты бы уже уволилась. А так… Пойдешь?

– Он будет против?

– Как раз нет, – заверил он. – Он сам мне предложил, но не уверен, что ты согласишься. Понимаешь, он глубоко в душе чуткий, ранимый и очень трепетный. Но очень глубоко. И даже застенчивый. Мы, ученые, почти все такие.

Ее лицо вспыхнуло счастьем, глаза заблестели, словно две ярких звезды.

– Что? Я не соглашусь?

– Ну да, – сказал он, не моргнув глазом. – Он же тебя обижает.

– Я согласна, – выпалила она и чуть не выпалила, что согласна на все, – я, конечно же, согласна!.. Я его не разочарую. По крайней мере, им не дам к нему подойти и близко.

– Это нам и надо, – сказал он весело. – Аллуэтта… а знаешь ли…

– Что?

– Ты… хорошая, – сказал он.

Максим подъехал на такси, у отеля уже теснятся дорогие автомобили, хотя есть и несколько нахально дешевых, он узнал среди них старенький «Опель», на котором много лет ездит Эрнандес Фриц, миллиардер, основатель и владелец фармацевтической компании «Долголетие». К чести Эрнандеса можно сказать, что ему миллиардное состояние безразлично, использует, чтобы теперь уже целый коллектив ученых продолжал разрабатывать новые лекарства на основе открытой им двадцать лет тому формулы трипангола-бренка, когда он был еще почти неимущим доктором наук.

Из роскошного «Кадиллака» выпорхнула блистающая молодостью, свежестью кожи и переливами бриллиантов молодая женщина.

– Максим!

Он пошел к ней деревянными шагами, Аллуэтта сказочно прекрасна, ничего общего ни с глупенькой лаборанткой в его хозяйстве, ни с той великосветской наглой стервой, что так властно сняла его в баре.

– Прости, – сказал он неуклюже, – я опоздал…

– Ничего подобного, – возразила она щебечуще, – это я приехала раньше. Ну что, пойдем?

– Да-да, – сказал он торопливо.

Она просунула руку в белой перчатке до локтя ему под локоть, швейцар поклонился и торопливо распахнул перед ними двери, вряд ли даже заметив рядом с такой ослепительной женщиной что-то еще двуногое.

Огромный зал отеля, арендованный для заключительного раута, залит ярким светом роскошных люстр, вдоль двух стен столы, накрытые белоснежными скатертями, бармены едва успевают наполнять бокалы шампанским, а официанты разносят фужеры на узких подносах с магнитными покрытиями.

– Нехило, – пробормотал Максим, – чувствуется, не ученый совет все это устраивал.

Она прощебетала:

– Признайся, ученые просто не хотят заниматься такой ерундой, как делать деньги. Только ваши Скорберг и Аксельшир начали продвигать свои открытия в жизнь, основав фармацевтические компании.

– Но сразу же кончились, – ответил он, – как ученые. Хотя да, ты права. Здесь или-или.

– Скорберг спас многие жизни, – уточнила она мягко, – выпуском своего кабиненака. А половину своего состояния он вложил в разработку новых лекарств.

– Не все открытия можно вот так сразу пустить в дело, – пояснил он тихонько. – Фундаментальные вообще не окупаются. А если и окупаются, то через десятки лет. А то и сотни.

В дверях появился Грейнинг, глава крупнейшей судоходной компании, рядом с ним рука об руку жена, рослая красивая женщина из семьи богатейших техасских скотоводов. Она всегда выглядела настолько блистательно, что несколько лет тому сам Генри Фицрой-старший на какой-то встрече, подвыпив, предложил Грейнингу, чтобы его жена пришла в киностудию на пробу. Дескать, ее типаж очень подходит для роли Боудиции, королевы амазонок.