Отослав Сеяна, Тиберий в течение часа наблюдал из окна за празднованием спасения Германика. Всё-таки народ очень любил генерала. Никогда люди не будут любить так его, Тиберия. И хотя кесарь обычно утверждал, что ему безразлично отношение народа, в глубине души он завидовал Германику. Любовь к Германику переживёт его в столетиях...

Вечером стало известно, что слухи, привезённые купцами, ложны. К городу приближались солдаты Германика, сопровождавшие его вдову Агриппину. Рим погрузился в отчаяние.

В те дни у всех, кто находился в городе, создавалось впечатление, словно скорбь витает даже в воздухе. Многие жители выбросили новорождённых детей, считая, что те появились на свет в столь горестный период и не смогут вырасти добропорядочными гражданами.

Тиберий, чтобы усмирить зреющее в народе волнение, велел всем продолжать обычные занятия и выполнять свои обязанности. Он видел, что так, как скорбели из-за гибели Германика, не скорбели прежде даже из-за Октавиана.

— Правители — смертны, государство — вечно, — изрёк он на заседании Сената спустя две недели после прибытия Агриппины и её спутников в Рим. — Все мы должны думать прежде всего о благе нашей Империи.

Он знал, что в народе про него ходит много нелестных слухов. Но в глаза никто не смел высказать ему столь дерзкие обвинения. Широко распространились сплетни, будто именно по его приказу Пизон дал яд Германику. Доказательством тому стало то, что Ливия взяла под свою защиту Планцину. К тому же все считали Пизона ничтожеством и понимали, что без одобрения кесаря он бы никогда не посмел отравить такого известного полководца, каким был Германик.

Как-то под вечер, вернувшись из Сената, кесарь узнал, что его ждёт в вестибюле Агриппина. Ему не хотелось встречаться с ней, но он понимал, что это неизбежно.

Она стояла возле широкой лестницы, ведущей на второй этаж. Сзади неё находилась старая рабыня. Голова Агриппины была гордо вскинута, рыжие кудри спадали вдоль плеч, взор горел самоуверенностью, как у истинного потомка Октавиана Августа.

Тиберий приблизился к ней, холодно её разглядывая. Несомненно, она подозревает его в отравлении, но у неё нет подтверждения. Агриппина умна. С ней нужно быть осторожным.

— Не буду выражать тебе сочувствие, ибо ты мне не поверишь, — глухо произнёс Тиберий.

— Конечно, я не верю, ибо знаю, что вы лицемер, — ответила Агриппина.

— Я бы мог арестовать тебя за оскорбление Величества. Но учитывая то, что ты скорбишь из-за гибели мужа, я проявлю снисходительность.

— А вам известно, кто виновен в гибели моего мужа?!

— О, да. Наместник Сирии, Гней Кальпурний Пизон. Как только он приедет в Рим, я велю судить его.

— Вы справедливы, — усмехнулась Агриппина. — Но ведь Пизон не мог действовать самостоятельно, и вы это понимаете. У Пизона есть могущественные союзники.

Посмотрев на своих преторианцев, Тиберий решил, что не будет отсылать их прочь, даже если Агриппина начнёт его прилюдно поносить. От потери любимого мужа у неё вполне могло помутиться в голове, а учитывая, что она и прежде обладала эмоциональным и крайне вздорным характером, ничего страшного в её дерзком поведении никто не увидит.

— Ты считаешь, что я союзник Пизона? — усмехнулся Тиберий.

— Вы или ваша матушка Ливия! Она ведь всегда защищала интересы обожаемого сына! — воскликнула Агриппина. — И к тому же всем известно, что она взяла под свою защиту мерзкую Планцину!

— Она защищает Планцину лишь потому, что не желает, чтобы бедной женщине были нанесены обиды из-за преступления Пизона!

— Планцина была его сообщницей! Она присутствовала на пиру в Антиохии, когда яд подали за столом моему мужу. Я уверена, что она знала о намерениях Пизона!

Голос Агриппины дрожал от гнева, в глазах блестели слёзы. После возвращения из Сирии она жила в доме свекрови Антонии, вместе со своими детьми. В Риме её высоко ценили за ту преданность, с которой она сопровождала мужа в его походах, за благочестивость и за отвагу. Но Тиберий знал её ещё в те годы, когда она была обычной конопатой девчонкой, не по годам высокой и напористой. Он не чтил Агриппину.

— Пизон будет осуждён. Большего я тебе не могу обещать. Возвращайся к Антонии, — холодно произнёс он.

— Мой муж был великим человеком, и вы это знаете, — ответила Агриппина. — Его любил Рим. Перед ним преклонялись солдаты в войсках. Вы боялись, что он может отнять у вас трон, поднять мятеж. Но вы его недооценивали. Никогда Германик не стал бы свергать законного правителя. У него были шансы стать кесарем, но он отказывался ими воспользоваться. Вы погубили его подло, коварно, жестоко. Не думаю, что вы раскаиваетесь. Однако не забывайте, что настоящие враги, от которых в случае необходимости вас защитил бы Германик, находятся рядом с вами и выжидают момента нанести удар.

— Тебе ничего неизвестно о моих врагах, — вздохнул Тиберий.

— Нет. Но у такого могущественного человека, как вы, их должно быть немало. У Рима теперь наследник — Друз. Но это вовсе не значит, что вокруг вас нет желающих сесть на престол.

Внезапно Тиберий подумал о том, что два старших сына Агриппины в будущем могут претендовать на трон. Они — прямые потомки Октавиана и дети самого Германика. Однако пока его преемником остаётся Друз, сыновья Агриппины не представляют серьёзной опасности.

— Кесарем будет Друз, — твёрдо произнёс Тиберий. — И хотя я не считаю его умным и серьёзным человеком — он мой родной сын, и я люблю его. Что до тебя, Агриппина, то я буду рад принимать тебя при дворе. Сейчас же иди к Антонии — и отстранив молодую женщину, он стал подниматься по лестнице.

— Убийца! — пробормотала Агриппина.

От Тиберия не ускользнуло то, что было произнесено ею за его спиной, но он предпочёл ничего не отвечать. Самый лучший выход в нынешней ситуации для него — это остаться равнодушным к обвинениям в свой адрес и постараться усмирить людской гнев, отдав на расправу римлянам Пизона.

Он отправился в свои покои, погруженный в мрачные раздумья. Дерзость Агриппины внушала ему опасения. Внучка Октавиана могла разжечь в Риме смуту, её поведение насторожило Тиберия.

Всего через сутки, желая успокоить взволнованных подданных, он подписал указ об аресте Пизона. Рим жаждал крови.

Испуганно глядя в зелёные глаза Планцины, бывший наместник Сирии выслушал от неё предупреждение о том, что Тиберий решил отдать его под суд.

Ливия, первой узнав о намерении сына взять Пизона под стражу, сообщила об этом своей подруге и верной союзнице. А Планцина поторопилась в дом одного из центурионов, где скрывался прибывший в Рим Пизон, чтобы рассказать мужу тревожные вести.

— Нет! Я не верю, Планцина! Этого не может быть! Тиберий не станет поступать со мной столь несправедливо!