Важно было купить подарок для Элены. Я понятия не имел, что могу ей предложить такого, чтобы она была впечатлена. Ее вообще сложно было удивить. Возникла проблема приобретения чего-либо достойного на мои скромные средства. В конце концов после многочасового скитания по торговым центрам города я пришел к выводу, что у такой женщины и так все есть.

Самое дорогое, что у меня имелось, — мой рисунок. Он был закончен, и я собой гордился, потому что нигде не налажал, более того, здание выглядело просто монументально прекрасно. Целиком оно не влезло, но я изобразил верхние башни уходящими в слои тумана. Этажи убегали выше и терялись. Конструкция насчитывала тысячу уровней. Сложная, не воплотимая в реальности, но не отчуждаемая от неба. Я понял, что еще не раз его нарисую, и не только на бумаге. Она должна оценить этот подарок, ведь и сама подарила мне на мое семнадцатилетие свою картину. А это как дарить кусочки своей души.

Как-то вскользь она упоминала, что ее любимый цветок — белая роза, поэтому она часто использует ее образ в своих работах. И вот это я купить мог. Я отдал все накопления на шикарный букет из элитного цветочного магазина.

Прибытие ее самолета я отслеживал каждые пять минут, и задержек пока не предвиделось. Я решил, что поеду прямо в аэропорт и встречу ее там.

В такси я все пытался представить ее лицо. Буду ждать ее с розами среди встречающих, а рисунок решил подарить ей дома, и он лежал в рюкзаке, перевязанный ленточкой. Она удивится? Обрадуется?

Швейцарские авиалинии доставили самолет вовремя. Я стоял в толпе у выхода для прибывающих и напряженно отслеживал выходящих: иностранцев в деловых костюмах и легких пальто, явно ничего не знающих о здешней зиме, семьи с кричащими детьми, чинные парочки и бизнесменов — всех-всех.

Я вглядывался в каждое лицо: боялся, что пропущу ее. Вдруг она решила быть неприметной или накинула капюшон на голову? Да мало ли…

Люди вытекали друг за другом и соединялись со своими родными, сопровождающими или ушлыми таксистами.

Элены не было.

Я стоял как идиот со своими розами, а изо рта шел пар. Нижний зал для прибывающих в аэропорту не отапливался. Периодически пол и все вокруг начинало легонько подрагивать. Значит, в небо срывался очередной самолет…

Элены не было.

Вышли все. И была короткая пауза, когда я стоял в полнейшем одиночестве, начиная понимать, что получилось классическое неудачное свидание. Розы в моих руках выглядели свежими, словно их только сорвали, но они были мертвы.

Элены не было.

Я панически огляделся. Самолет не разбился. Вот же, они все вышли… Что же произошло? Наверное, у нее что-то случилось в Цюрихе или же она банально опоздала на свой рейс…

Снова начали приходить люди, и я оказался зажат в очередной толпе, только уже других встречающих.

Табло над головой зажглось снова. Прибыл самолет из Стамбула.

А Элены не было.

Не чувствуя пальцев, я вытащил телефон и стал искать ее номер. Несколько раз я нажимал не туда, потому что было холодно и я, в принципе, плохо себя контролировал.

В ухо полились отстраненные гудки, измеряющие расстояние между мной и Цюрихом.

«Возьми трубку. Пожалуйста. Пожалуйста».

Прошло минуты две, и вдруг она ответила. Я почувствовал, как что-то во мне оттаивает, а узел в животе расходится.

— Элена… ты где?!

— Алло… алло… А, Сергей? Твои слова доходят с небольшим опозданием. Связь плохая. Я в Цюрихе.

Она звучала спокойно и удивленно. До меня донесся еще какой-то шум. Это были искаженные людские голоса, окружающие ее.

— Я думал, ты прилетаешь сегодня… — растерянно сказал я, — ты же говорила, в десять.

Повисла пауза. Наконец она протянула:

— А, да, припоминаю.

— Так ты там?

— Да… я решила остаться. Кто летит на Новый год? Мой друг Дитрих позвал меня к себе. Мы тут вообще со всеми художниками с выставки.

— Вот как.

— Сергей, это хорошо, что ты позвонил. Я желаю тебе счастливо отпраздновать. И все мечты сбудутся, знай!

— Спасибо. И тебя с наступающим! Я хочу, чтобы ты была счастлива.

— Ах, спасибо, — рассмеялась она, — увидимся в новом году! Пока!

И она отключилась. Розы поникли: может, не выдержали стужи. Отличный финал.

Я выкинул букет в ближайшую мусорную урну и сел в такси.

Похоже, ей там было весело.

После моего бесславного похода в аэропорт я прямиком поехал к Дэну, потому что не знал, куда мне еще себя деть. На меня снова накатила волна глубокого внутреннего одиночества. Я больше не хотел его испытывать ни при каких обстоятельствах. Одиночество может показаться комфортным, но позже начинаешь ощущать лишь страх оттого, что оно оказалось вернее всех людей на этом свете. В его основе — инерция, которая в случае очередного неудачного маневра вписаться в мир людей тут же возвращает тебя на прежние координаты.

Мне нужны были люди. И я почувствовал облегчение, когда переступил порог его дома. У Дэна было тепло, пахло жареным и даже стояла елка.

— Они заставили меня ее наряжать! — возмущенно прошипел он, когда родители оставили нас наедине. — Сколько, думаешь, мне лет?!

— Семнадцать, — машинально ответил я, разглядывая гирлянды и стеклянные игрушки в блестках.

Он внес свою лепту тем, что вырезал из журнала головы своих любимых спортсменов и нашпилил их на ветки.

— Я должен быть с корешами из секции по тай-бо, — сердито вещал он, — мы планировали вечеринку века! Вместо этого я крошу с предками салаты, слушаю концерты для людей за пятьдесят и наряжаю, блин, хренову елку!

— Ну, не тебя одного обломали.

И я рассказал, как проторчал в аэропорту час с лишним, а она, оказывается, решила остаться в Цюрихе.

— Она сказала, что вернется сегодня! И что мы, возможно, встретим Новый год вместе! Почему нельзя было предупредить?! Она же всегда все помнит! Может, у нее там кто-то есть?

Дэн сочувствующе посмотрел на меня исподлобья и сказал:

— А ты не думал, что она не забыла? Может… она просто не хотела тебя посылать прямым текстом.

— Она не могла так поступить!

— Ты же ее не знаешь.

— Я знаю ее!

— Да она о себе никогда ничего не рассказывает! Чувак, забей ты на нее. Есть бабы, которые не по зубам. И чем раньше ты это усвоишь, тем лучше. Иначе потом будет невесело.

Я лишь вздохнул и закрыл тему. Мы уныло ковырялись в тарелках, потом ушли к нему в комнату и до самой полуночи играли в видеоигры. Его родители были разочарованы моей псевдоинтеллигентностью, о которой им прожужжал уши Дэн, но выгонять, разумеется, не стали. Мы лежали на кроватях, каждый лелея в груди свою обиду.