Ясно, что он всего более боится недоразумений и считает последнюю войну единственно следствием ряда несчастных недоразумений, что если б в то время он мог лично видаться с Папа́, никогда бы до войны не дошло. Поэтому он искренно желает откровенных объяснений, но вполне откровенных, без вмешательства страстей, и столь откровенных, чтобы можно было касаться вопросов самых щекотливых.

В таких вопросах недоразумения опаснее всего и легче всего, и потому тут-то откровенность и одинаковая с обеих сторон bonne volontе́ de s’entendre [114] суть лучшее средство избегнуть неприятных столкновений. Разговор этот продолжался более часа и беспрерывно перескакивал с одного предмета на другой, так что невозможно его передать так, как он был, но только его сущность и главный смысл.

Начал он опять с Австрии, и чтоб доказать всю меру ее двуличности, сказал мне вещь, кажется, если я не ошибаюсь, нам еще не известную, а именно, что во время Парижских мирных конференций Буль [115] к нему приходил просить, чтоб устроить дело так, чтоб Измаил и устья Дуная были отданы во владение Австрии!!!.. Это даст полное понятие о честности этих господ, делать завоевания не проливши капли крови.

Потом он стал говорить, что ему известно, что Австрия желает теперь и старается, чтоб все ее владения без исключения, и особенно Итальянские, были признаны частью Германского союза. Что он никогда на это не согласится, потому что предвидит, что рано или поздно заварится каша в Италии, и что он вовсе не хочет в таком случае avoir toute l’Allemagne sur le dos. L’Italie est grosse d’un avenir orageux! Sa position ne peut pas rester ce qu’elle est maintenant.

Tôt ou tard cela devra se changer, et je n’y vois d’autre issue que d’un faire alors une confе́dе́ration italienne, telle que la confе́dе́ration d’Allemagne d’aujourd’hui, sous la prе́sidence honoraire et nominative du Pape, auquel on rendrait tous les honneurs dus au chef spirituel de l’е́glise, sans lui confе́rer le moindre pouvoir absolu. Je n’y vois pas d’autre issue, cela finira tôt ou tard par là. Dans la lutte qui amènera à cette conclusion la France ne pourra pas naturellement soutenir l’Autriche, et voilà pourquoi je ne souffrirai jamais que ses possessions italiennes lui soient garanties par l’Allemagne.

Il faudra bien mieux que l’Allemagne reste simple spectactrice de cette lutte, qui au fond ne la regarde pas, et je me soucie fort peu de l’avoir dans cette occasion sur le dos. Je crois que nous avons le même intе́rêt, la Russie et moi, à ce que l’Allemagne ne devenne jamais trop forte pour nous, et à ce point de vue sa constitution actuelle est la meilleure. Je n’aurais pourtant rien contre, que la Prusse par exemple s’arondisse ou s’agrandisse. – La France a toujours peur du fantôme d’une coalition continentale contre elle dans le genre de l’annе́e 1813 et 14. [116] – Я ему отвечал: La France, Sir, n’a pas raison.

Cette coalition n’a eu lieu qu’à cause de la malheureuse politique de guerres et d’invasions de l’Empereur Votre Oncle. Fatiguе́e et ennuyе́e de ses е́ternelles guerres elle a du se liguer pour у mettre une fin. Mais maintenant que Votre Majestе́ a inaugurе́ une politique toute diffе́rrente, cette coalition n’a plus de raison d’être. [117]

– Он отвечал: Vous avez parfaitement raison, Monseigneur, mais la peur de ce fantôme existe pourtant, surtout parce que les frontières de la France sont tout-à-fait ouvertes du côtе́ du nord à une invasion е́trangère, с’est une frontière artificielle et non naturelle [118]. – Мне кажется, что из этого его мысль совершенно ясна. Нам давно известно, что он думает об la rе́vision de la carte de l’Europe [119]. Теперь начинает делаться ясно, как он эту rе́vision [120] разумеет. Он хочет, чтобы Италия была Итальянскою и независимою, но не сильною, дабы она не могла никогда быть первенствующею державою.

Вот почему он хочет, прогнавши Австрийцев, сделать из нее союз вроде Германского, с Папою во главе, яко главного Католического Епископа, отдавая ему всякую наружную почесть, но не давая ему никакой власти. Для Франции он желает не завоеваний, зная из примера Дяди, как они опасны; но округления границ, то есть другими словами, всего левого берега Рейна. Но так как в этих местах находятся владения Пруссии, то он не прочь вознаградить ей эту потерю, округливши и увеличивши ее внутри Германии.