Император тоже расходился и принимал участие в играх. Все общество было в духе и в удивительном en train [106]. Вечером был в thе́âtre Français [107]. Давали «Les femmes savantes» [108], а потом наша M-me Plessy играла премило le legs [109]. Она похорошела, потому что похудела, и очень нравится публике.

Сегодня отправляемся в Versailles [Версаль] и St Cyr [Сен-Кир]. Продолжение впредь.

№ 9. Константин Николаевич – Александру II

От души поздравляю Тебя, любезнейший Саша, с новорожденным Сергеем Александровичем [110]. Счастлив знать, что все совершилось благополучно, и здоровье Твоей драгоценной Марии продолжает быть удовлетворительным!

Наше Парижское пребывание, слава Богу, благополучно кончилось, и сегодня мы отправляемся в дорогу. Четырехдневное пребывание в Фонтенбло было чрезвычайно мило. Император и Императрица каждым днем становились со мною любезнее и милее, и прощание было особенно herzlich [111]. Но при нашем образе жизни мне для писем вовсе не оставалось времени, так что я на этот раз журнала написать не мог и ограничиваюсь посылкою моих разговоров с Императором, которые, я полагаю, Тебя будут интересовать.

Известно, что Наполеон никогда не лжет, что то, что он говорит, всегда есть правда, но что он никогда не выговаривает всей своей мысли. Спроси Кн. Орлова [112] и других, которые его близко знают, все Тебе это подтвердят. Из посылаемых мною разговоров Ты увидишь, что он со мною более высказывался, чем когда-либо.

Я далек от мысли, что он высказался весь, нет, у него есть еще много потаенных мыслей, которых он еще никому не открывал, но все-таки ясно, что он со мною был откровеннее обыкновенного, знак, что все им сказанное будет точно и верно Тебе передано. Но я опять повторяю то, чем он кончил, а именно, что над этим должна быть непроницаемая тайна, и чтоб отнюдь не передавать этого в руки обыкновенной дипломатии.

Это все единственно для Тебя, иначе он так бы далеко не зашел. Не могу не сказать, как я благодарен Гр[афу] Киселеву за всю ту помощь советами и добрыми словами, которую я в нем нашел. Это было для меня неоцененное облегчение в моем трудном положении.

От души благодарю Тебя, милый мой Саша, за телеграфическую депешу об разрешении Николе остаться в Эмсе. Мы с жинкой этого век не забудем. Прощай, любезнейший Саша, обнимаю от души Тебя, Марию и новорожденного.

Разговоры с Императором

Разговоры с Императором, сколько возможно мне их запомнить, буду я записывать на отдельных листах, чтобы не путать и не распространять слишком журнала. В описании этих разговоров я по возможности верно передаю их смысл, но не могу ручаться за верность каждого отдельного слова, хотя стараюсь по возможности и их сохранить.

В Воскресение, придя к обеду, я застал Императора одного; мы дожидались прихода Императрицы минут 5, и он разговорился об Австрии, об двойственной роли, которую она играла во время [Крымской] войны. Maintenant que nous sommes heureusement en paix et en de bonnes relations, nous pouvons parler franchement et sans rancune des choses passе́es; elles appartiennent à l’histoire.

Vous comprenez bien qu’ il е́tait de mon intе́rêt de tâcher d’avoir l’Autriche de mon côtе́ dans cette guerre, et il у a eu un moment où j’е́tais persuadе́ d’avoir rе́ussi. Immaginez-Vous qu’ immе́diatement après la bataille de l’Alma, et la fausse nouvelle de la chute de Sebastopol, nous recevons en même temps, la reine Victoire et moi, la même dе́pêche de l’Empereur d’Autriche: Je fе́licite sincèrement Uotre Majestе́ sur le succès de Ses armes, et m’associe d’avance à toutes les suites que cela pent amener!..

Vous avouerez qu’il est impossible à un Souverin d’être plus explicite que cela, et je m’attendais donc qu’ immе́diatement les troupes Autrichiennes entreraient en lice et marcheraient de concert avec les nôtres. Eh bien, il n’en е́tait pourtant rien. Dès qu’on vit que la nouvelle de la chute de Sebastopol е́tait fausse, et qu’au contraire la forteresse tenait ferme et nous donnait beaucoup de fil à retordre, les vieilles tergiversations et le double jeu de l’Autriche recommença de nouveau. [113] Приход Императрицы прекратил разговор.

Но самый замечательный разговор был на другой день во время поездки на железной дороге в Фонтенбло. Тут он был откровеннее, чем когда-либо, и высказал много задушевных мыслей, которые лучше всего обрисовывают его характер и могут нам служить верным указанием для будущего, и как нам себя с ним вести.