Однако Зенни не замечает юмора в моем тоне, потому что неловко потирает ладони о джинсы.

– Может, мне стоит переодеться?

Я демонстративно опускаю взгляд на свою одежду: джинсы и искусно помятую рубашку.

– Ты прекрасно одета.

– Ладно, – говорит Зенни, а затем немного нервно, с ноткой самоуничижительности хмыкает. – Иногда мне кажется, что я совсем забыла, как нужно одеваться для повседневной жизни, потому что обычно ношу либо форму медсестры, либо церковное одеяние. Не то чтобы я знаю, куда мы сейчас едем, – многозначительно добавляет она.

Я не клюю на ее попытку выведать информацию. Это должен быть чертов сюрприз. Переключаю передачу, когда мы съезжаем на обочину, и затем спрашиваю:

– Значит, после того как принесешь свои обеты, ты все время будешь носить одежду монахини, но сейчас тебе необязательно все время облачаться в одеяние послушницы?

Зенни кладет голову на подголовник и закидывает ноги на приборную панель. Это так свойственно молодежи, так типично для студентов, что я улыбаюсь.

– В каждом ордене есть свои правила относительно одежды, – говорит она, не видя моей улыбки. – В ордене Сестер милосердия доброго пастыря мать-настоятельница вместе с послушницей решают, когда и где она надевает свою униформу. В моем случае мать-настоятельница хочет, чтобы я чаще носила мирскую одежду, потому что обеспокоена моей молодостью. Мы договорились о том, чтобы я облачилась в церковную одежду в приюте и на мероприятиях в монастыре, на этом все. Но я видела, как некоторые послушницы носят свою униформу постоянно.

Какое-то время я обдумываю ее слова и прихожу к важному заключению.

– Я все равно хочу трахнуть тебя в твоем одеянии послушницы.

В ответ она прикусывает губу и очень внимательно рассматривает свои кроссовки.

– Ладно, – бормочет Зенни, и от меня не ускользает, как она ерзает на месте.

Моя улыбка становится шире.

По дороге на наше свидание Зенни пытается угадать, куда едем, но безуспешно. Она высказывает такие предположения, как рестораны и кинотеатры, в ответ на что я усмехаюсь, как пират из любовных романов. А затем предлагает другие варианты, и я почти жалею, что не додумался об этом сам: например, дендрарий или местный клуб импровизаций. Но нет – мы идем в место менее модное и гораздо более молодежное, чем клуб импровизаций, и я говорю ей об этом, что надолго ставит ее в тупик.

Наконец я съезжаю с автострады на одном из тех пригородных съездов, где есть отель, «Макдоналдс» и кабинет мануального терапевта, и проезжаю несколько поворотов к месту назначения. Затем паркую машину и поворачиваюсь к ней лицом.

– Ну? – спрашиваю я.

Она приподнимает бровь, как голливудская старлетка.

– Ты серьезно ведешь меня на каток?

– Да, Зенни-клоп. Твои ролики в багажнике, – отвечаю я, забирая свои вещи, и открываю дверь.

– Подожди… Мои ролики? У меня нет… – Она замолкает, когда выходит за мной из машины к багажнику, и видит, что у нее действительно есть пара роликовых коньков.

– Не хотел рисковать, вдруг у них не будет свободных роликов напрокат, – объясняю я, вынимая наши вещи из багажника, и закрываю его. – Поэтому я запомнил твой размер и попросил своего помощника заказать роликовые коньки.

Она мгновение смотрит на меня, а затем недоверчиво качает головой. Однако ее лицо расплывается в довольной улыбке, так что я уверен, что у меня не слишком большие неприятности.

– Ладно, богатей, – говорит она.

– Это свидание не с богатеем, – возражаю я. – Это как раз обычное свидание, на которое ходят обычные люди.

– С изготовленными на заказ роликами и припаркованной снаружи «Ауди R8»? – смеется она.

– Ну, я не собираюсь идти на компромисс во всем.

Она берет меня под руку, счастливо улыбаясь.

– Должна признаться, именно на такое свидание я захотела бы пойти, если бы это было по-настоящему. Идем.

И мы идем внутрь, платим за вход по шесть долларов и входим в тускло освещенный вестибюль с жутким ковровым покрытием. В почти пустом помещении гремит музыка – сорок лучших поп-композиций, а воздух пропитан запахом несвежего попкорна, и слова Зенни «если бы это было по-настоящему» выводят меня из себя. У меня возникает неприятное ощущение, будто я сам нахожусь в романе про Уэйкфилдов, что я как тот горе-герой или героиня, которые начинают влюбляться, хотя знают, что не стоит, что мы об этом не договаривались, даже если я знаю, что мое сердце будет разбито.

Но я не могу остановиться. Это как наблюдать за проносящейся по прерии бурей или за тем, как град разрывает листья, барабанит по крышам и земле. Он сыплется, и все, что я могу сделать, это укрыться.

Ролики Зенни сидят идеально, как и мои, и она восхищенно хлопает в ладоши, когда я вскакиваю на ноги и объезжаю стол спиной вперед. Свет отражается от гвоздика у нее в носу, и она такая невероятно сексуальная, такая чертовски молодая, что мне хочется уже перемотать время вперед, к концу вечера и к тому, что я запланировал, но мне удается держать себя в руках. Как только она надевает ролики и сдает свою обувь, мы выезжаем на сам каток – площадку с деревянным полом, заполненную дискошарами и десятками подростков, слишком маленьких, чтобы проводить субботние вечера за чем-то более интересным.

– Не знала, что ты умеешь так хорошо кататься! – восклицает она, пока я катаюсь вокруг нее.

– Мы с Элайджей играли в хоккей, помнишь? – отвечаю я, становясь перед ней, и качусь назад, пока она неуверенно катится вперед.

– Я же была совсем ребенком, – замечает она с напускным раздражением. – Конечно, я не помню.

– Ах да, – говорю я. И она права. На самом деле, мы с Элайджей оба бросили хоккей на роликовых коньках в тот год, когда Зенни родилась. Я бросил, потому что этот вид спорта не привлекал особого внимания девочек, как баскетбол или футбол, а Элайджа – потому что был так загружен своими десятью триллионами других внеклассных занятий, что ему пришлось отказываться от многих из них, чтобы выкроить время для того, чем ему действительно хотелось заниматься.

Вспомнив обо всем этом, я ощущаю легкий укол стыда. Ведь на самом деле что я делаю с этой девушкой? Кем я себя возомнил? Должен существовать отдельный ад для таких мужчин, которые трахают сестру своего лучшего друга, особенно когда младшая сестра лучшего друга слишком молода для того секса, который им нравится.

Я выполняю несколько «восьмерок» вокруг Зенни, пытаясь отогнать эти мысли, и мое представление приносит еще больше аплодисментов, что только сильнее распаляет меня. Ладно, я знаю, что мне тридцать шесть, но иногда так приятно