Пойтингер, бургомистр Аугсбурга и адвокат Фуггера, вступил в переговоры с протестующими. Ему уже доводилось бывать в подобной ситуации. Три года назад городской совет изгнал другого «босоногого», Урбана Региуса, за публичное одобрение ереси Лютера. Ныне Пойтингер добивался компромисса: он предложил вернуть Региуса, если люди забудут о Шиллинге. Но протестующие не соглашались и требовали оставить Шиллинга. Региус был интеллектуалом, тогда как Шиллинг, что называется, вещал сердцем. Прихожане чувствовали, что он – один из них; слишком умный Региус такого чувства у них не вызывал. По настоянию Шиллинга они принялись кощунствовать – солили освященную воду и раздирали на страницы священные книги. Пойтингер вынужден был уступить – и дал согласие на то, чтобы Шиллинг продолжал проповедовать.

Впрочем, это был не более чем ловкий трюк. С его помощью Пойтингер лишь убедил людей разойтись. Три дня спустя бургомистр пришел в ратушу в доспехах, а городской совет отказался от обещания, данного протестующим. Подобно диктатору, что захватывает телевидение, чтобы контролировать поток информации, совет поручил стражникам занять башню Перлах и удостовериться, что бунтовщики не смогут послать сигнал своим союзникам за воротами. Также были усилены караулы у арсеналов, а некоторых вожаков протеста арестовали. После быстрого суда двое ткачей из числа протестующих были признаны виновными в государственной измене и приговорены к смерти.

Место для казни находилось сразу за городскими воротами. Обычно горожан приглашали насладиться повешениями и обезглавливаниями. Публичные казни выполняли важную социальную функцию. Они наглядно демонстрировали последствия преступного поведения. Такие события всегда привлекали множество людей. Но в данном случае совет испугался открытого мятежа, и потому казнь провели втайне. Ткачей тихо обезглавили на площади перед ратушей под покровом ночи и смыли кровь прежде, чем кто-либо из горожан успел хоть что-то заметить. Фуггер вернулся домой, когда город успокоился, и написал письмо своему клиенту, герцогу Георгу Бранденбургскому. Банкир подробно описал случившееся и похвалился тем, как городской совет и он сам защитили истинный свет Христовой веры.

Историки любят изучать сражения, потому что битвы знаменуют поворотные моменты истории. Ватерлоо, Саратога, Геттисберг, Сталинград – каждое из этих сражений изменило мир. Фуггер сыграл определенную роль в одной из подобных схваток. Битва при Павии в 1525 году стала переломным событием итальянских войн, бушевавших более тридцати лет. Победа Габсбургов при Павии, профинансированная Фуггером, укрепила господство Австрийского дома в Европе.

Ни один город при жизни Фуггера не переходил из рук в руки чаще Милана. Им поочередно владели французы, Габсбурги и швейцарцы, а порой даже сами миланцы обретали контроль над своим городом. Милан среди поселений на севере Италии уступал размерами и значимостью только Венеции. Это был центр итальянской торговли тканями и «ворота» в остальную Италию. Расположение на равнине, по которой протекала река По, делало город весьма уязвимым перед нападением. Максимилиан считал Милан настолько важным стратегически, что своей второй женой избрал дочь миланского герцога.

Карл отнял Милан у французов в 1521 году; теперь, спустя четыре года, король Франциск лично возглавил армию, желавшую вернуть город. Франциск застал врасплох имперских наемников, стоявших гарнизоном в Милане, заставил их бежать и преследовал вплоть до города-крепости Павия, где они укрылись. Приближалась зима, и Франциск счел, что голод и холод справятся с осажденными лучше его солдат. Провиант подходил к концу, наемники роптали, не получая обещанной платы, и даже подумывали о капитуляции, но тут подоспели деньги – из средств Фуггера. Эти деньги сохранили империи достаточно боеспособных сил, и военачальник Карла, маркиз Пескара, отважился на решительную вылазку.

Двадцать четвертого февраля, в день, когда Карлу исполнилось двадцать пять лет, Франциск было повел за собой конницу – но обнаружил, что далеко оторвался от собственной артиллерии. Столетие назад король Карл VI потерпел страшнейшее поражение в истории Франции, когда англичане из своих луков прикончили трех герцогов, восемь графов, виконта и епископа в битве при Азенкуре. При Павии жертв было меньше, зато они оказались титулованнее – солдатам императора удалось пленить самого Франциска. В игре Hausmachtpolitik это означало мат. Победу принесла дерзость Пескары, а не деньги Фуггера. Но если бы не Фуггер и его финансы, никакого сражения попросту бы не состоялось.

Фуггер ссудил Карла после того, как император одарил банкира новой милостью – передал ему в аренду месторождение ртути в местечке Альмаден в горах Центральной Испании. Металлурги использовали ртуть для извлечения из руды золота и серебра. Горы Маэстрасагос, где находилось месторождение – одно из двух в Европе и крупнейшее на земле, – принадлежали религиозному ордену. Когда папа Лев умер в 1521 году, новым понтификом стал Адриан Утрехтский, бывший наставник Карла V и регент, подавивший восстание комунерос. Адриан, принявший имя Адриана VI, забрал рудник у ордена и отдал императору, а Карл, в свою очередь, заключил с Фуггером трехлетний договор аренды за огромную сумму – 560000 флоринов. Именно на эти средства осуществлялось финансирование маркиза Пескары.

Арендовав рудник, Фуггер отправил в Испанию немецких горных инженеров, которым поручил увеличить выработку. Но рудник приносил весьма скромный доход, несмотря на их усилия. Возможно, Фуггер заработал бы больше, не будь у него конкурентов. Помимо месторождения в Маэстрасагос Карл владел ртутными шахтами в словенской Идрии, и этот рудник, как бы обуздывая аппетиты Фуггера, император отдал Хохштеттеру. Фуггер и Хохштеттер вместе добывали серебро, но конкурировали в добыче ртути.

Тем не менее, Фуггер был доволен, поскольку этот договор погасил кредит, предоставленный им на выборы императора. Только половина суммы в 560000 флоринов была выложена из кармана самого Фуггера. Вторую половину зачли как погашение остатка долга Карла. Финансирование выборов стоило Фуггеру немало крови и пота. Но в итоге все завершилось именно так, как он надеялся. С источниками дохода по всему земному шару и с подданными, число которых составляло сорок процентов населения Европы, Карл, как и предвидел Фуггер, оказался надежным заемщиком.

Кредит на миланскую кампанию принес Фуггеру и другую выгоду. Карл пребывал в своем дворце в Вальядолиде, когда пришла весть о пленении Франциска. В тот же день император подписал указ, вероятно подготовленный Пойтингером; этот указ разрешал монополии в металлообрабатывающей промышленности. Более того, Карл распорядился прекратить все расследования в отношении крупного бизнеса – те самые расследования, которые обещал провести, став императором. Он уведомил имперский сейм, что его комиссары не выявили «неподобающего или преступного завышения цен в Германии или в других местах». Карл похвалил семейство Фуггеров за «честную, порядочную, христианскую и богобоязненную жизнь» и одобрял Фуггера за противостояние «лютеранской ереси». Теперь Фуггер мог нисколько не опасаться сейма или прокуроров.

В своем приснопамятном письме Карлу Фуггер напоминал о «неприятных последствиях… для Австрийского дома», если бы он в свое время поддержал Франциска. Возможно, Карл не задумывался об этих последствиях прежде, но после Павии ему просто-напросто пришлось оценить иронию судьбы. Пленный Франциск, который ожидал отправления в Испанию, вероятно, терзался схожими мыслями.