— Ты что вздумал? — сердито спросил меня Панкин по пути в ресторан. — Какой, к хрену, синопсис?

— Держите! — я достал из сумки листки. — Это второй экземпляр. Юрий переведет. Никакой антисоветчины. Сказка.

— Но почему сразу немцам? — спросил он, успокаиваясь. — Напечатал бы у нас.

— Этот мальчик живет в современном мире. Он сирота, которого обижают родственники. Поэтому он с радостью принимает предложение учиться на мага. В СССР это напечатают?

— М-да! — Панкин почесал в затылке. — Мальчик не советский?

— Немец.

— Тогда ладно, — он прищурился. — Договор через ВААП?

— Разумеется! — подтвердил я. — Мне не нужны неприятности.

Он кивнул — договорились. Мое желание его не удивило. Писателю, чья книга сначала выходит за границей, положено 75 процентов гонорара, уплаченного иностранным издательством, а не 25 как в случае наоборот. Причем, гонорар этот в валюте. В СССР его выдадут чеками Внешторгбанка. Немецкая марка — валюта первой категории, так что чеки будут соответствующие. В сети магазинов «Березка» за них без проблем можно купить даже автомобиль, причем, по очень гуманной цене. Например, «Волгу» ГАЗ-21 всего 1200 чеков. Это, конечно, хорошо, но марки на счету в немецком банке еще лучше. ВААП — хитропопая организация. Книги советских писателей, которые не издают на Родине по идеологическим соображениям, она толкает на Запад, демонстрируя тем самым свободу творчества в СССР. Разумеется, речь не о Солженицыне и ему подобным. Писатели не в проигрыше. Гонорар в валюте приравнивает их к дипломатам и работникам внешнеторговых организаций в СССР, которые имеют вещи, недоступные простому человеку. Как там у Высоцкого? «Вон дантист-надомник, Рудик, у него приемник „Грюндиг“. Он его ночами крутит, ловит, контра, ФРГ. Он там был купцом по шмуткам и подвинулся рассудком…»

В ресторане к нам присоединились писатели-фронтовики. Они успели погулять по ярмарке и щедро делились впечатлениями. Главным образом, об уровне немецкой полиграфии. Что есть, то есть. Взять те же альбомы с репродукциями художников. В моем времени в СССР их покупали за огромные деньги. Потому что официально практически не ввозили, а потребность была. Жидкий ручеек тек через выезжающих за границу советских граждан.

В ответ Панкин рассказал о пресс-конференции и о моей выходке с журналистом-провокатором. Я удостоился одобрительных взглядов. Приятно. После обеда нас вновь отвели на стенд S. Fischer Verlag, где Циммерман вручил писателям конверты с гонораром. Передавая мой, заговорщицки подмигнул. Причину я понял, пересчитав деньги. Аванс за «Экстрасенса» составил 1500 марок. Три четверти достались ВААП, моя доля — 375. В конверте оказалось на сотню больше. Ясень пень — премия за удачную пресс-конференцию. Не расщедрился, фриц, но и на этом спасибо. Живем!

— Теперь бы с умом потратить, — вздохнул Юрий Васильевич, пряча свой конверт. — Цены тут у них…

— Мне подсказали хороший магазин, — влез я. — Качественные вещи по низким ценам. От выставочного комплекса ходит трамвай.

Фронтовики обменялись взглядами.

— Вам лучше вместе, — поддержал Панкин. — Сами знаете, провокации…

— Веди! — кивнул Григорий Яковлевич.

…Универмаг поражал взор. Огромные витрины, просторный холл, эскалаторы… Войдя внутрь, фронтовики и Юрий закрутили головами.

— Давайте разделимся! — предложил я. — Я говорю по-немецки, поэтому справлюсь один. Юрий, если нужно, вас сопроводит.

— Разберемся! — махнул рукой Григорий Яковлевич. — Моего немецкого хватит, чтобы купить штаны. Но разделиться стоит. Встретимся здесь… — он глянул на часы. — В восемнадцать ноль-ноль.

Мы с Юрой кивнули. Фронтовики направились к эскалатору.

— Сергей! — повернулся ко мне Юра. — Посоветуй. Нужно купить подарок человеку, устроившего мне эту поездку.

— Мужчине, женщине? Возраст?

— Мужчина, за пятьдесят.

— Тогда бумажник, кожаный. Темно-коричневый или черный цвет. Стиль строгий и элегантный.

— Спасибо! — кивнул Юра и улетел. Я пробежался взглядом указателям.

«Но вот я набрел на товары.

— Какая валюта у вас? — говорят.

— Не бойсь, — говорю, — не доллары!»

Высоцкий — гений. На каждую ситуации в жизни найдутся стихи. Долларов у меня нет, но… В 90-е неизвестно откуда возникшие валютчики станут сипеть в людных местах: «Доллары, марочки…» Теперь бы «марочки» да с умом потратить…

К моему удивлению к восемнадцати ноль-ноль все были в холле. Фронтовики и Юра держали в руках огромные, пухлые полиэтиленовые пакеты с логотипом магазина. А вот я — чемодан. Большой, пластиковый. Выглядел тот солидно, хотя обошелся в смешную сумму. Ну, так торговаться надо уметь. У чемодана оказался дефект — мелкий и не мешающий эксплуатации. Я его обнаружил и указал продавцу: дескать, браком торгуете. Изобразил гнев. Продавец позвал заведующего отделом. Турок рассыпался в извинениях и сбросил цену в несколько раз.

— Барахольщик! — сказал Григорий Яковлевич, ткнув в меня пальцем.

Все засмеялись. Покупатели-турки смотрели на нас во все глаза. Было видно, что подобное зрелище им внове. Европейцы не только зашли в их магазин, но и ведут себя по-хозяйски. А то. Это вам не немцы. У русских разговор короткий.

В отеле мы с Юрой, не сговариваясь, стали разбирать покупки, выкладывая их на кровати. Итак, что имеем? Шубка белая из искусственного меха — одна. В Германии такие носят исключительно турчанки — дешевка. Что сделаешь, нет у меня денег на норковую. В СССР и искусственная сойдет за последний писк. Тем более что к шубке прилагается белый берет из мохера и белые же сапоги. Последних в Минске вообще ни у кого нет — в СССР не выпускают обувь такого цвета. И из-за границы не завозят — не практичная. Но нам на это плевать. Минск обзавидуется. Это не все. Лиле предназначены белая «водолазка» и джинсовое платье-клеш без рукавов. Можно носить летом, а можно — и зимой, поддев под него ту же «водолазку». Теще и Маше по мохеровой кофте; первой — черного, второй — светло-коричневого цвета. Мужчинам семьи Девойно и отцу — джемперы с треугольным вырезом спереди. Акрил с добавлением шерсти, рисунок — разноцветные ромбы. У каждого — разный. Будут надевать по праздникам, вызывая завистливые взгляды соседей. Заграница… Самое смешное, что стоило все это недорого — синтетика. Плюс я потребовал и получил скидку за оптовую покупку. Послезнание рулит. Себе я выбрал джинсовый костюм и коричневые ботинки. В СССР буду выглядеть модно.

— Ого! — раздалось за плечом. Я повернулся. Юра смотрел на разложенное богатство во все глаза.

— Семья у меня большая, — сказал я.

— Сергей… — он смутился.

— Деньги потратил? — сообразил я.

— Ага! — вздохнул он. — Оставил тридцать марок на всякий случай, а потом увидел кофточку…

— Девушке?

— Маме. Она меня одна растила. Отец умер, когда мне было четырнадцать.