одной поляне зверьем всех сортов – Рай Брейгеля.

«Унас пришел к своим прудам по обеим сторонам реки богини Мехт-урт и к месту зеленых подношений, и к полям, которые на горизонте. Он сделал так, что поля по обеим сторонам горизонта зазеленели. Он принес кристалл к Великому Глазу, который в поле, он занял свое место на горизонте, он поднимается и возрождается к жизни подобно Себеку, сыну Нейт, он ест и пьет и выделяет воды, он вкушает удовольствия любви, и он, соблазнитель, уводит жен у мужей, когда ему этого захочется».

Таковы райские «Поля камыша» древних египтян.

Сизиф переключал одно изображение Рая на другое. Он смотрел на все, что создал человек, пытаясь представить себе это заветное место. Везде оно подозрительно и обескураживающе походило на самую обычную земную деревеньку.

Скудное у вас воображение, господа.

Не в такой Рай он стремился.

Не ради пасущихся овечек и цветущих веток рвался туда.

Но куда еще ему идти?

Там обещают блаженство. Обещают никогда больше не напоминать о земной жизни.

Там ты перестаешь быть собой.

Тебя очищают от всего, что ты сделал и что помнишь.

Там ты не ты.

Там не мучают ни воспоминания,

ни совесть,

ни боль,

ни пустота.

Сизиф обернулся и поймал свое отражение в зеркале.

Провел рукой по щетине на щеке, вглядываясь в эти черты: глаза, скулы, губы.

На мгновение показалось, что лицо начало меняться.

Карие глаза будто бы стали голубыми. Смутно похожими на те, в которые он вглядывался множество раз, ища ответы: как так вышло? Почему? Неужели было невозможно сделать другой выбор?

Нахмурившись, Сизиф резко отвернулся от зеркала и уперся суровым взглядом в экран своего созданного подсознанием компьютера.

Поколебавшись, он вытащил из внутреннего кармана маленькую картинку и внимательно всмотрелся в нее.

Постепенно его лицо начало приобретать прежний вид.

Да, он всегда носил свой символ во внутреннем кармане.

В этом он не обманул Лизу.

Символ, напоминающий ему, зачем он здесь, не дающий раствориться в воспоминаниях, проекциях и чувствах.

Глубоко посаженные глаза снова вернули себе насыщенный карий цвет.

Строго говоря – это было два символа:

Небольшая картинка и почерневшее обручальное серебряное кольцо с незамысловатым узором.

Сизиф сделал глубокий вдох и убрал свои символы обратно в карман.

Глава 43

За 21 день до конца

На сковороде шкворчал кусочек масла. Тая и пузырясь, он уже источал теплый вкусный запах.

С шипением поверх растопленного масла полилось тесто. В воздух поднялся легкий запах ванили.

Тесто быстро прихватывалось, застывая круглыми, пышными, подрумяненными оладьями.

Лиза потянулась к кофемолке. Откинула крышечку и вдохнула запах только что измельченных зерен.

Скрипнула дверь. Лиза улыбнулась. Это Сергей зашел на кухню. Он любил смотреть, как она готовит. По некоторым его оговоркам Лиза поняла, что Лена редко готовила. А если и готовила, то еда получалась такой же сдержанной, как и она сама: идеально выверенной, правильной.

Но ведь он влюбился в эту женщину и именно ее ждал три года, живя почти монашеской жизнью.

Лиза ощутила укол ревности.

Прямо в сердце. В сердце той, к кому она так ревновала.

Сергей приблизился. Еще до того как он коснулся ее, Лиза ощутила тепло его тела. Потом он обнял ее сзади и поцеловал.

Кадр из какого-то фильма.

Еще один.

Вся эта жизнь – как фильм, который ей показывают, дразня несбыточной картинкой.

– Спросонья заволновался, потерял тебя, – прошептал он.

Лиза игриво вывернулась из его объятий и поцеловала его в губы.

Сергей попытался схватить за ее спиной только что снятую со сковородки горячую оладью. Лиза легонько ударила его по руке.

– Иди почисти зубы и приходи на завтрак.

Сергей так и сделал.

Иногда им обоим это нравилось: она говорила с ним как с провинившимся мальчишкой, а он послушно выполнял приказание или уговаривал ее разрешить ему что-нибудь.

Эти родительские схемы… Никогда не поймешь, кого мужчина любит в тебе на самом деле: себя, наконец-то принятого «мамой» или все-таки тебя.

Слишком много проекций.

«В задницу это все», – подумала Лиза.

Она будет наслаждаться каждой оставшейся ей минутой, каждой секундой. Не будет пытаться получить контроль над ситуацией, где никакого контроля нет и быть не может. Не будет упрощать и обесценивать, анализировать и лишать жизни.

Ну уж нет.

Она будет пить эти остатки жизни с жадностью заблудившегося в пустыне путника.

Да, так оно и будет.

Тогда-то она и ощутила пробежавший по спине холодок.

Это он.

Он вошел в кухню.

Холодная вода лилась по лбу и щекам.

Капли попадали в глаза. Это хорошо. Ночью он долго не мог уснуть, и теперь в глазах будто песок.

Сергей поднял голову и уставился на свое отражение.

Шумела вода, и он мог поговорить с собой, не боясь быть услышанным.

– Все хорошо, – прошептал он осунувшемуся лицу по ту сторону стекла. – Все будет хорошо.

Надо натянуть улыбку.

Вот так.

Еще немного.

Когда Сергей вернулся в кухню, запах выпечки усилился. Он дразнил ноздри, проникал в пустой желудок и сжимал его в кулак.

– Как пахнет… не дождусь завтрака, – начал Сергей, но осекся.

Улыбка разом сползла.

У плиты на полу лежала его жена. Возле нее валялось несколько оладий. Еще один остался шипеть на сковородке.

– Лена!

Сергей кинулся к Лизе, приподнял ее в надежде, что сможет вернуть жену. Ведь еще пару минут назад она была здесь, вся целиком и полностью. И вот опять только эта пустая оболочка в его руках.

Он встряхнул ее, принялся хлопать по щекам.

Он знал, что это бесполезно. Но что еще он мог сделать?

– Лена! Только не это! Только не назад в кому! – он прижал ее к себе и стал раскачиваться, будто мать, качающая спящего младенца. – Я не отдам тебя! Не отдам!

Спустя мгновение Сергей встал и потянулся за телефоном. Но вдруг все поплыло у него перед глазами. Подгорающая оладья на сковороде, светлая стена кухни – все размылось. На глаза наползла белая муть.

Сергей потерял равновесие, качнулся, чуть не упав, но успел ухватиться за что-то из мебели. Он тряхнул головой, будто пытаясь скинуть пелену с глаз. Обеими руками принялся тереть раскрасневшиеся веки – ничего не изменилось.

– Да что же это? Сейчас, Лена… сейчас…

Последние очертания исчезли. Все поглотил непроглядный туман.

Прямо сейчас

Сергей замирает в неестественной позе.

Экраны поставлены на паузу. Легкое мерцание и помехи проскакивают по изображению и скривившемуся лицу Сергея.

– Ваших рук дело? – спрашивает Тощий в черном.

Сизиф пожимает плечами