все еще продолжалась и что покойный муж Марион звался Лу Фраскати и был он секондкотером первого класса и лучшим другом Эдгара. Эдгар и Марион, к их обоюдному немалому изумлению, оказались друг у друга в объятиях, когда не прошло еще и месяца со дня смерти старины Лу. Снова, снова и снова пытались они положить этому конец, честно пытались. Но это было как яркая и сочная вишня на сером мху их жизни. И они иногда по простоте душевной думали, что, может, это и не так страшно, поскольку никому это не приносит зла: ни ребятам, ни милой и дружелюбной Ванде. И что Лу, особенно теперь, когда он вкушает иное блаженство, не мог бы желать ничего лучшего, чем если старый и добрый друг его Эдгар и старая добрая его подружка Марион немножко насладятся жизнью, предаваясь телесной любви.

Но они не очень верили в это. И ребятишки стали замечать, что происходит что-то неладное, и Ванда уже плакала несколько раз, отказываясь объяснить ему причину слез, а возможно, и сам Лу, где бы он сейчас ни находился… В любом случае Эдгар собирался продолжать свои встречи с Марион, однако он собирался также рассказать все Ванде – Господи помоги ей и благослови ее, – рассказать ей и… И кому же это барабанить в дверь Хэгстрома, как не этому паршивому шаху Братпура, да пребудет с ним благословение Господне.

– Входите, входите, – сказал Эдгар, а про себя добавил: «Входи, входи, ваше величество, ваше высочество, император всей земли и кораблей в море, входи, входи, ублюдок паршивый».

Когда Холъярд позвонил ему и предупредил о намечаемом визите, Хэгстром дал понять, что его не очень интересует ни высокий титул шаха, ни должность самого Холъярда. Очень редко выпадали случаи высказать то, что он думает о должностях вообще, то есть что человек – это просто человек, ничего больше. Эдгар и собирался вести себя абсолютно естественно – точно так, как будто посетители его просто товарищи по КРРаху. У Ванды, однако, была на этот счет иная точка зрения, и она срочно затеяла генеральную уборку всей квартиры, принялась готовить лимонад, а Эдгара-младшего послала было за печеньем, но Эдгар-старший тут же прекратил всю эту суматоху. Ребят он услал из дому, и это было единственное, что он разрешил убрать.

Дверь отворилась, и вошел шах в сопровождении Хашдрахра, Холъярда и доктора Нэда Доджа, управляющего Парком Протеуса.

– Ага! – сказал шах, осторожно трогая блестящую металлическую стену комнаты. – Ммммм!..

Эдгар протянул было им руку, но вся процессия прошла мимо, не заметив ее.

– Ну и поцелуйте меня в… – пробормотал он.

– Эээ?.. – сказал доктор Додж.

– Вы прекрасно слышали.

– Послушайте, Хэгстром, вы сейчас не в кабаке, – прошептал Додж. – Следите за своими словами; тут замешаны международные отношения.

– А ничего, если я пока что действительно уйду в кабак?

– Да что это с вами? Какая муха вас укусила?

– Этот малый приходит в мой дом и притом не желает пожать мне руку.

– У них в стране так принято.

– А в нашей стране как принято?

Додж отвернулся и гостеприимно улыбнулся шаху.

– Две спальни, гостиная с нишей для стола, ванная и кухня, – сказал он. – Это дом модель М-17. Излучающее отопление находится в полу. Мебель сконструирована после тщательнейшего изучения удобств и неудобств жильцов в масштабах всей страны. Дом, мебель и остальное оборудование продается в стандартной упаковке. Это очень упрощает планирование и производство для удовлетворения любых нужд населения.

– Лакки-ти, такару? – пропел шах, впервые пристально поглядев на Эдгара.

– Что он сказал?

– Он хочет знать, нравится ли вам пребывание здесь, – перевел Хашдрахр.

– Я думаю, конечно. Ничего, жить можно, я так считаю. Да.

– Очень миленький домик, – сказала Ванда.

– А теперь, если вы будете любезны пройти со мною в кухню, – сказал доктор Додж, оставляя Ванду и Эдгара позади, – вы увидите здесь радарное приспособление для приготовления пищи. Приготовление пищи производится при помощи токов высокой частоты, причем одинаково быстро можно готовить и на конфорках, и в духовке. Любое блюдо может быть изготовлено в течение всего нескольких секунд, и весь процесс великолепно поддается управлению. Можно, если захочется, испечь хлеб даже без корки.

– Простите, а зачем это может понадобиться – чем плоха корка на хлебе? – вежливо осведомился Хашдрахр.

– А это ультразвуковая мойка для посуды и для стирки белья, – сказал Додж. – Ультразвуковые волны, проходя сквозь воду, счищают грязь и жировые пятна с любой поверхности в течение считаных секунд. Закладываешь, вынимаешь – и все в порядке!

– А что тогда делает женщина? – спросил Хашдрахр.

– А она потом закладывает вещи или посуду вот в эту сушилку, которая в несколько секунд их сушит. Кроме того – и в этом-то и заключается, как я полагаю, самое хитрое, – с помощью вот этой озонной лампочки вещам придается тот тонкий аромат, который бывает у белья, высушенного на солнце и на чистом воздухе.

– А потом что? – спросил Хашдрахр.

– Она пропускает белье сквозь ту вот гладилку, которая в три минуты проделывает работу, на которую перед войной уходил целый час. Хлоп!

– А потом что она делает? – спросил Хашдрахр.

– А потом ее работа закончена.

– А потом что?

Доктор Додж заметно покраснел.

– Вы шутите?

– Нисколько, – сказал Хашдрахр. – Шаху хотелось бы знать, что заставляет эту женщину-такару…

– Что такое такару? – подозрительно спросила Ванда.

– Гражданин, – пояснил Холъярд.

– Да, – сказал Хашдрахр, странно улыбнувшись ей, – такару – это гражданин. Так вот, шаху хотелось бы знать, для чего ей приходится все это делать в такой спешке – одно за несколько секунд, другое за несколько секунд. Куда это она так торопится? Что, кроме этого, ей еще нужно делать столь срочно, что она не может тратить время на все эти вещи?

– Жить! – экспансивно пояснил доктор Додж. – Жить! Получать от жизни удовольствие. – Он рассмеялся и похлопал Хашдрахра по спине, как бы приглашая его приобщиться к духу веселья, царящему в этом доме среднего американца.

Однако это не произвело должного впечатления