— Я проснулась! — говорю я, запихивая бутылку подподушку, и бросаюсь обнимать Сабину. Хочу узнать, произойдет ли обмен энергией.Нет, ничего! О, радость! О, ликование!

— Какой сегодня день чудесный, правда?

Я улыбаюсь непослушными губами.

Сабина смотрит в окно.

— Если ты так считаешь…

За окном серое, пасмурное небо, накрапывает дождь. Но я-тоговорила не о погоде, а о том, что чувствую я. Новая я. Новая, прекрасная я безвсяких паранормальных способностей!

— Напоминает мне о доме.

Пожимаю плечами, сбрасываю халат и иду в душ.

***

Забравшись в машину, Майлз окидывает меня взглядом иговорит:

— Какого?..

Я скашиваю глаза на свой пуловер, джинсовую мини-юбочку итуфельки-балетки — обломки прошлой жизни, которые сберегла Сабина, — иулыбаюсь.

— Извини, но я не сажусь в машину к незнакомым, —говорит Майлз и берется за ручку двери, как будто хочет вылезти.

— Это правда я! Ей-богу, чтоб мне… в общем, это точноя. И закрой уже дверцу, а то еще выпадешь, и мы опоздаем.

— Ничего не понимаю, — говорит Майлз, хлопаяглазами. — В смысле, когда это случилось? Как это случилось? Еще вчера тыходила, можно сказать, в парандже, а сегодня выглядишь так, словно ограбилаплатяной шкаф Пэрис Хилтон!

Я смотрю на него.

— Только у тебя больше вкуса, гораздо больше!

Улыбаюсь и жму на газ. Колеса скользят на мокрой мостовой,машину заносит, Майлз вопит, и я сбавляю скорость, вспомнив, что мой внутреннийрадар отключен.

— Серьезно, Эвер, ты что, все еще пьяная?

— Нет! — отвечаю я, слишком уж поспешно. —просто я, понимаешь ли, решила выйти из своей скорлупы. Может, буду немного…стесняться поначалу… первые несколько месяцев. — Я смеюсь. — Ноповерь, это действительно я — настоящая.

Я киваю, надеясь, что Майлз и впрямь поверит.

— Ты хоть понимаешь, что выбрала самый мокрый, гнусный,самый унылый день в году, чтобы вылезти из скорлупы?

Мы въезжаем на автостоянку, и я говорю, качая головой:

— Ты себе не представляешь, Майлз, какой сегоднячудесный день. Напоминает мне о доме.

Ставлю машину на первое же свободное место, и мы бежим кворотам, разбрызгивая воду из луж и прикрываясь от дождя рюкзаками вместозонтиков. Хейвен трясется от холода, прячась от дождя под карнизом, а мнехочется запрыгать от радости: у нее нет ауры!

Увидев меня, она выпучивает глаза.

— Какого?..

— Ребята, вы совсем не умеете заканчиватьпредложения! — смеюсь я.

— Нет, серьезно, кто ты? — спрашивает Хейвен, всееще не опомнившись от удивления.

Майлз, хохоча во все горло, обнимает нас обеих за плечи иведет к дверям школы.

— Не обращай внимания на эту мисс Орегон! Она считает,что сегодня чудесная погода.

Войдя в класс английского, я вздыхаю с облегчением: я большене вижу и не слышу ничего лишнего. Стейша и Хонор перешептываются, косясь намою одежду, туфли, прическу и даже макияж. Я дергаю плечом и продолжаюзаниматься своими делами. Конечно, ничего хорошего они обо мне не говорят, но ябольше не слышу их реплик, и это все меняет. Я снова ловлю на себе их взгляды,улыбаюсь и машу рукой: от неожиданности они даже отворачиваются.

Увы, к третьему уроку — химии — алкогольные пары почтиполностью выветриваются из головы. Им на смену приходит очередной шквалвидений, ярких цветовых пятен и звуков, которые грозят окончательно менядоконать.

Я поднимаю руку, прошу разрешения выйти из класса и едвауспеваю выскочить за дверь, как мне становится совсем плохо.

Еле-еле доползаю до своего шкафчика и с трудом пытаюсьвспомнить код.

Как там было… 24-18-12-3? Или 12-18-3-24?

Голова разрывается от боли, в глазах слезы. Ах да, 18-3-24-12.Роюсь в учебниках и тетрадках, все летит на пол, но я не обращаю внимания. Мнебы только добраться до спрятанной в глубине бутылки, якобы с минеральной водой.Она принесет желанное облегчение.

Отвинчиваю крышечку и, запрокинув голову, делаю долгий глоток.За ним еще, и еще, и еще. Теперь, может, удастся продержаться до большойперемены. Еще один глоточек на прощание, и…

— Улыбочку! Нет? Ну ничего, все равно фотка хорошаявыйдет.

Я с ужасом смотрю на Стейшу с фотоаппаратом в руках — наэкранчике ясно видно, как я глушу водку.

— Кто бы мог подумать, что ты так фотогенична? Ну да,нечасто выпадает случай наблюдать тебя без капюшона!

Она улыбается, ощупывая меня взглядом от туфель до челки.

Я смотрю на нее — хоть мои особые способности убиты водкой,намерения Стейши и без того понятны.

— Кому бы это отправить для начала? Твоеймамочке? — Она высоко поднимает брови и с притворным ужасом прикрываетладонью рот. — Ах, прости, я хотела сказать: твоей тете? Или, может,кому-нибудь из учителей? Или, может, всем учителям? Нет? Пожалуй, ты права —эти снимки лучше сразу передать директору. Как говорится, быстро и надежно.

— Это минеральная вода.

Я наклоняюсь, подбираю книги с пола и заталкиваю их вшкафчик, стараясь держаться как ни в чем не бывало. Стейша чует страх не хужеполицейской овчарки.

— Подумаешь, фотография, как я пью минералку, большоедело.

— Минеральная вода! — хохочет Стейша. —Точно, точно. И главное, как оригинально! Можно подумать, раньше никто иникогда не догадывался налить водку и бутылку из-под минеральной воды. Тыпервая! Каюк тебе, Эвер. Один простой анализ, подуешь в трубочку — и прощай,школа Бей-Вью, здравствуй, спецакадемия для пьянчуг и неудачников!

Я смотрю на нее — вот она стоит передо мной, такаяуверенная, такая самодовольная, и я знаю, что у нее есть для этого всеоснования. Она поймала меня с поличным. Даже если улика на первый взглядкажется притянутой за уши, мы обе прекрасно понимаем, что это не так.

— Что тебе надо? — шепотом спрашиваю я.

Всему на свете есть цена, надо только найти ее для каждогоконкретного человека. Я не сомневаюсь в этом ни на минуту — за прошедший год ядостаточно наслушалась разных мыслей.

— Ну, для начала, хотелось бы, чтобы ты перестала менядоставать, — отвечает Стейша, скрестив руки на груди и уютно пристроиввещественное доказательство под мышкой.

— Так ведь я тебя не достаю, — слегка невнятновыговариваю я. — Наоборот, ты меня достаешь.

— Ничего подобного! — Она оглядывает меня спрезрительной улыбкой. — Смотреть на тебя изо дня в день — знаешь,как это достает?