— А вам не кажется, что вы и так уже достаточно…помогли? Вы отняли у меня Райли! Мало вам?

Я сглатываю комок в горле и очень стараюсь не разреветься.

Ава озабоченно хмурит брови. Ее аура полыхает красивымилиловыми отблесками.

— Райли нельзя отнять, она не чья-то собственность. Иона всегда будет с тобой, даже если ты и не сможешь ее видеть.

Ава вновь протягивает ко мне руку, но я не желаю ничегослушать. И я больше не позволю ей прикасаться ко мне, пусть даже это приноситоблегчение.

— Отстаньте от меня! — говоря я, пятясьназад. — Оставьте меня в покое и не лезьте в мою жизнь! У нас все былохорошо, пока вы не появились.

Но Ава не уходит. Стоит и смотрит на меня раздражающеласковым, заботливым взглядом.

— Я знаю, как у тебя болит голова, — шепчет онамягко и успокаивающе. — Совсем необязательно так мучиться, Эвер. Я правдамогу помочь.

И хотя мне очень хочется отдохнуть от шума и боли, яповорачиваюсь на каблуках и решительно ухожу, Надеюсь, я никогда больше ее неувижу!

***

— Кто это был? — спрашивает Хейвен, обмакиваякукурузный чипс в мисочку с острым соусом.

Усаживаюсь рядом с ней и пожимаю плечами.

— Никто.

Я говорю шепотом и морщусь от звука собственного голоса.

— Похожа на гадалку с праздника.

Беру тарелку, которую передает мне Майлз, и пластмассовуювилку.

— Мы не знали, что ты захочешь, так что взяли всегопонемножку, — говорит Майлз. — Купила сумочку?

Я качаю головой, а зря — от этого болит еще сильнее.

— Слишком дорого.

Жую, прикрывая рот рукой, потому что хруст отдается в вискахострой болью, от которой слезы наворачиваются на глаза.

— А ты купил ту вазу?

Я уже знаю, что не купил, — и не только благодаряпарапсихическим способностям, но и потому, что никакой сумки при нем не видно.

— Не-а. Я просто люблю смотреть, как ихвыдувают. — Он смеется, прихлебывая свой напиток.

— Тихо, ребята! Кажется, у меня телефон звонит…

Хойвен роется в битком набитой сумке, которая исполняет ролькладовки.

— Ну, поскольку у тебя одной за этим столиком вместозвонка поет Мерилин Мэнсон… — Майлз пожимает плечами.

Он выедает из тако начинку, а саму лепешку оставляет натарелке.

— На диете? — спрашиваю я, глядя, как он ковыряетвилкой еду.

Майлз кивает.

— Если по роли Трейси Тернблад — толстушка, это еще незначит, что я тоже должен растолстеть.

Я делаю глоток спрайта и смотрю на Хейвен. А увидеврадостное выражение на ее лице, я знаю.

Она отворачивается от нас, прижимает ладонь к уху и говоритв телефон:

— Боже, а я думала, что ты насовсем пропала! Мы тутпошли гулять с Майлзом… Да, Эвер тоже здесь… Ага, они оба здесь… Ладно…Хорошо… — Прикрыв трубку рукой, Хейвен поворачивается к нам. Ее глазасияют. — Трина передает вам привет!

Хейвен ждет, что мы тоже скажем «привет». Мы молчим, и она,скорчив гримасу, вскакивает и отходит в сторону. Слышно, как она говорит втрубку:

— Они тоже передают привет.

Майлз качает головой.

— Я, вообще-то, не передавал. А ты?

Я пожимаю плечами, перемешивая бобы с рисом.

— Вот ведь беда, — вздыхает он, глядя в спинуХейвен.

Я чувствую, что он прав, хоть и не совсем понимаю, что онимеет в виду. В такой толпе духовная энергия бурлит и пузырится, словно большойкосмический суп, невозможно вслушаться в чье-то отдельное сознание.

— Ты о чем? — спрашиваю я, щурясь от яркогосолнца.

— А разве не очевидно?

Я пожимаю плечами. В голове пульсирует боль, я ничего уже невоспринимаю.

— Их дружба… жутковатая какая-то. Ну, одно дело,обычные девчачьи страсти, а тут… Ничего не понимаю. Страшно за нее.

— Почему страшно?

Я отщипываю кусочек лепешки и вопросительно смотрю наМайлза.

ОН отодвигает в сторону рис и набрасывается на бобы.

— Я понимаю, звучит ужасно, и поверь, я не хочу тебяпугать, но… Такое впечатление, что Хейвен становится их адепткой.

Я поднимаю брови.

— Последовательницей, ученицей, клоном, уменьшеннойкопией. — Майлз пожимает плечами. — И смотреть на это довольно-таки…

— Жутковато, — подсказываю я.

— Посмотри — она и одевается в стиле Трины, иконтактные линзы купила под цвет ее глаз. Цвет волос, макияж, одежда… Во всемей подражает — ну, по крайней мере, старается подражать.

— Это все или есть что-то еще? — спрашиваю я.

Знает Майлз что-нибудь конкретное, или у него простопредчувствие?

— Тебе мало? — удивляется он.

Я пожимаю плечами и кладу лепешку на тарелку. Мне больше нехочется есть.

— Строго между нами, вся эта история с татуировкой —какого черта? — Майлз говорит шепотом и оглядывается — как бы не услышалаХейвен. — Что она значит? То есть я слышал, что значит рисунок, а воткакой смысл вкладывают они? Последний писк вампирской моды? Трина ведь на самомделе не увлекается готикой. Даже не знаю, как назвать ее стиль — шелковыедамские платья и сумочки в тон туфель. Что это, культ? Какое-нибудь тайноеобщество? А про инфекцию даже и не говори. Отвратительно! И не такая уж этомелочь, между прочим, как думает Хейвен. Может, из-за нее она и заболела.

Смотрю на него, сжав губы, и не знаю, что ответить.Насколько можно быть откровенной? Сама не понимаю, почему я оберегаю тайныДеймена. Тайны, которые переводят слово «жутко» на совершенно новый уровень.Если подумать, его секреты меня вообще не касаются.

Я раздумываю слишком долго — Майлз уже продолжает говорить,так что на сегодня сейф с секретами останется запертым.

— Все это просто… нездорово, — морщится Майлз.

— Что нездорово? — спрашивает Хейвен, плюхнувшисьна сиденье рядом со мной и бросая мобильник в сумку.

— Руки не мыть после туалета, — отшучиваетсяМайлз.

— Так вот вы о чем беседуете? — Хейвенподозрительно смотрит на нас. — Так я и поверила!

— Ну я же тебе говорю — Эвер не дружит с мылом и водой,а я пытался ее просветить насчет того, что она подвергает себя серьезнойопасности… и всех нас тоже.

Он качает головой, сурово глядя на меня.

Я делаю гримасу, чувствуя, как лицо заливает краска, хоть иясно, что он все врет. Хейвен копается в сумке, разгребает какие-то приблудныетюбики с губной помадой, щипцы для завивки, мятные конфеты, давно утратившиеобертку, и в конце концов находит небольшую серебряную фляжку. Отвинчиваеткрышечку и подливает нам в стаканы щедрую порцию прозрачной жидкости без цветаи запаха.