Это же не значит...

Не значит ведь...

Неужели?

Я встаю, делаю шаг вперед. Нас с Дейменом разделяют всеголишь несколько дюймов. Я хочу успокоить его, успокоить себя саму. Любымспособом доказать, что все это ничего не значило.

Но мы в Летней стране. Здесь мысли — энергия. А мои мысли,боюсь, он только что увидел.

— Ты не виновата, — говорит он хрипло. — Пожалуйста, немучай себя.

Я засовываю руки в карманы, пихаю их как можно глубже, чтобыхоть чуточку вернуть себе устойчивость в ставшем вдруг таким шатким мире.

— Знай, мне очень жаль. И все же... — Он встряхиваетголовой. — «Жаль» — это слишком слабо сказано. Ты заслуживаешь лучшего. Боюсь,теперь я могу сделать только одно. Чтобы все исправить, нужно...

Голос у него срывается. Я запрокидываю лицо, так что онооказывается вровень с лицом Деймена. Мы стоим почти вплотную друг к другу.Малейшее движение — и просвета между нами не останется.

Я уже готова качнуться к нему, и тут он отступает. Взглядтвердый, лицо застыло. Он считает, что мне необходимо его выслушать.

— Я отойду в сторону. Это единственное, что я сейчас могу сделать.С этой минуты я больше не вмешиваюсь в твою жизнь. Отныне ты, и только ты,будешь решать свою судьбу.

У меня в глазах все расплывается, в перехваченном горлестановится горячо. Он же сейчас говорил не о том, что я подумала?

Не о том, правда?

Вот он стоит передо мной, мой суженый, любовь многих моихжизней, единственный, у кого я могла искать защиты. И сейчас он меня покидает.

— Я не имел права вламываться в твою жизнь, не оставляя тебевозможности выбора. А знаешь, что хуже всего? — В его глазах — такое отвращениек себе, что тяжело смотреть. — У меня даже не хватало благородства, не хваталомужества играть честно. Я пускался на хитрости, использовал любые возможности,чтобы уничтожить соперника. Я не могу изменить прошлое, не могу забратьнавязанное тебе бессмертие... И все-таки я надеюсь, что, отойдя в сторону, я дамтебе крохотную частичку свободы, чтобы ты могла выбрать.

— Между тобой и Джудом? — У меня голос истерическиповышается.

Пусть он скажет, наконец! Пусть скажет! Хватит этих плясоквокруг да около.

А он молчит, и в обращенном на меня взгляде — бесконечнаяусталость.

— Так вот, нечего тут выбирать! Нечего! Джуд — мой начальникпо работе, я его ни капельки не интересую, и он меня — тоже!

— Значит, ты не видишь того, что вижу я.

Деймен произносит это как непреложный факт. Тяжелый,неподъемный факт.

— Как ты не понимаешь? Я вообще ничего не вижу кроме тебя!

Перед глазами все плывет, руки дрожат, а внутри — ужаснаяпустота, словно каждый вдох может стать последним.

А Деймен опять высвечивает передо мной картину. Она сияет такярко, что невозможно сделать вид, будто я ничего не замечаю. Но Дейменошибается — эта девушка для меня незнакомка. Пусть когда-то моя душа жила в еетеле, сейчас мы с ней чужие.

Я хочу объяснить это Деймену, а слова не идут. Толькоотчаянный крик моего разума, означающий «пожалуйста, не надо» — долгий,несмолкаемый.

— Я никуда не исчезну. — Деймена не тронула моя мольба. — Явсегда буду где-нибудь поблизости. Буду чувствовать тебя и постоянно оберегать.Что до всего остального... — Голос у него печальный, но решительный. — Прости,я больше не смогу... Нельзя...

Я не даю ему договорить, я кричу:

— Один раз я уже пробовала жить без тебя, когда вернулась впрошлое, и что? Судьба отправила меня обратно!

Слезы застилают глаза, но я не отворачиваюсь. Пусть онвидит! Пусть знает, чего мне стоит его дурацкий альтруизм.

— Эвер, это вовсе не значит, что тебе суждено быть со мной.Возможно, ты вернулась, чтобы найти Джуда, и вот...

— Ладно! — Я не дам ему закончить фразу, у меня еще осталисьаргументы. — А помнишь, ты приблизил руку к моей и сказал, что этот звенящийжар чувствуют те, кто суждены друг другу? Как же теперь? Ты берешь свои словаобратно?

— Эвер... — Он трет ладонью глаза. — Эвер, я...

— Ну как ты не понимаешь? — Я сознаю, что мои слова ничегоне изменят, и все равно не хочу сдаваться. — Как ты не видишь, мне никто ненужен, кроме тебя!

Он проводит рукой по моей щеке. Пальцы такие нежные, любящие— жестокое напоминание о том, что у меня отнято. Мысли Деймена перетекают изего головы в мою: он умоляет меня понять и не торопить события.

«Пожалуйста, не думай, что для меня это легко. Я непредставлял себе, как это больно — полностью отказаться от эгоистичных соображений.Может, поэтому я раньше и не пробовал? — Он улыбается, пытаясь развеселитьменя, но я не принимаю шутку. Пусть он чувствует тот же ужас и пустоту! — Ялишил тебя возможности снова увидеть своих родных, и даже душа твоя в опасностииз-за меня. Эвер, выслушай, ты должна понять. Пришло время сделать единственныйвыбор, какой тебе еще остается, и я не должен мешать».

— Я уже выбрала! — Голос у меня деревянный от усталости.Больше нет сил бороться. — Я выбрала, и ты не можешь этого у меня отнять. — Всемои слова впустую, он зациклился на своей идее. — Нет, правда! Ну допустим, ябыла с ним знакома сотни лет назад в далекой стране, где с тех пор не побывалани разу. Подумаешь, дело какое! В одной-единственной жизни, а сколько всего ихбыло?

Мгновение Деймен смотрит на меня, потом закрывает глаза ипроизносит еле слышным шепотом:

— Не только в одной жизни, Эвер.

Картинная галерея блекнет и исчезает. Мельницы и тюльпаны,правда, остаются. Деймен материализует для меня целый мир — несколько миров.Париж, Лондон, Новая Англия выстроились перед нами в ряд посреди Амстердама. Вкаждом из миров строго соблюдена эпоха — архитектура, одежда, только людей нет.Каждый мир населяют лишь трое.

Я в разных своих обликах: бедная парижская служанка...избалованная лондонская аристократка... дочь пуританина... И всегда рядом сомною Джуд. Конюх-француз... Английский граф... Пуританин из того же прихода...Каждый раз мы немного другие, только глаза остаются прежними.

Я рассматриваю одну картинку за другой, и каждый раз передомной словно разыгрывается хорошо поставленная пьеса. Мой интерес к Джудуугасает, как только на сцене появляется Деймен — такой же волшебный изавораживающий, как сейчас, он пускается на любые уловки, лишь бы отнять меня усоперника.

Я стою, задыхаясь, и не знаю, что сказать. Я хочу толькоодного — не видеть больше этих картинок.

Теперь мне становится понятно, почему Деймен испытываеттакие чувства, но для меня-то, для моего сердца ничего не изменилось!