– Тебе что, вообще на все плевать? Я смотрю, ты даже не огорчился, что не смог украсть свой драгоценный кинжал.

Акастос не ответил.

Гилас хотел было осыпать кузнеца новыми упреками, но потом передумал. Поглядел на алые отблески пламени на бронзовом клинке в руках Акастоса. Обратил внимание на широкую прямоугольную рукоятку, мощное, идеально прямое лезвие и грозное острие. Заметил Гилас и три заклепки на рукоятке, и разделенный на четыре части круг, вырезанный на кинжале. Это колесо колесницы, призванное давить врагов дома Короносов.

– Украл все-таки, – произнес Гилас.

Акастос искоса взглянул на мальчика.

– Я своими глазами видел – он лежал в шкатулке! – удивился Гилас. – А потом Фаракс опустил крышку и унес его.

– Да, кинжал ты видел, – подтвердил Акастос.

Тут все встало на свои места.

– Ты изготовил копию, – произнес Гилас. – Подменил кинжалы.

В голове промелькнуло воспоминание: вот рабы снимают покрывало с клетки Разбойницы. Акастос отступил в тень, и после этого Гилас кузнеца не видел. Вороны тоже забыли про «Дамеаса». Все не отрываясь глядели на маленькую львицу.

– Нас же на входе обыскивали. Как ты пронес поддельный кинжал в крепость?

Акастос хмыкнул:

– Уж поверь, прятать оружие умею. Я в этом деле кое-что понимаю в отличие от тех дураков у ворот.

Снаружи завывал ветер. Раскачивалось терновое дерево. Гиласу показалось, что вдалеке раздался стук копыт.

Акастос тоже услышал приближение коней. Схватив кинжал, бесшумно приблизился к двери и встал за ней. Из кузнеца Акастос мгновенно превратился в воина, обученного убивать.

Стук копыт зазвучал ближе. Должно быть, Теламон – больше некому.

Акастос обратился в слух.

Гилас похолодел.

«В своей жизни я должен сделать две вещи, – сказал Акастос. – Все остальное не важно. Я поклялся уничтожить кинжал Короносов и сделать так, чтобы дух брата обрел покой».

«А что для этого нужно?» – спросил Гилас.

«Дать духу вкусить крови мщения».

Кровь мщения…

Кровь высокорожденного Ворона.

– Нет, – выпалил Гилас. – Теламона ты не убьешь!

– Он же внук Короноса, – заметил Акастос.

– Он был моим другом.

– Он ведь Ворон.

Гилас встал в дверях:

– Даже не думай.

– Отойди сам, Блоха, не то хуже будет.

Тот не двинулся с места. Оружия у него нет: все забрали Вороны. А у Акастоса кинжал, вдобавок он взрослый мужчина и крупнее Гиласа раза в два.

– Уйди, Блоха, – произнес кузнец умоляющим тоном. В его устах такая интонация звучала странно, непривычно. – Не вынуждай меня…

Стук копыт зазвучал ближе.

Гилас обернулся. Хотел крикнуть, предупредить Теламона, но Акастос бросился на мальчика и зажал ему рот рукой. Гилас со всей силы укусил ладонь кузнеца. Акастос не отпускал. Гилас обхватил ногой его колено, пытаясь сбить с ног. Акастос потерял равновесие и попятился к горну, таща за собой Гиласа. Мальчик на ощупь выхватил из огня раскаленное клеймо, замахнулся и обжег Акастосу лодыжку. Тот зашипел от боли. На секунду хватка кузнеца ослабла, и Гилас вырвался.

– Теламон! – прокричал мальчик во весь голос. – Уходи! Здесь опасно!

Стук копыт затих.

Стиснув зубы от боли, Акастос бросился на Гиласа. Тот юркнул за кузнечный горн. Мальчик и кузнец принялись кружить друг вокруг друга – то заходили с одной стороны, то с другой.

– Теламон, езжай обратно! – прокричал Гилас. – Кузнец хочет тебя убить!

Акастос бросился на мальчика. Гилас увернулся. На этот раз кузнец чуть было не схватил его. Да, по части приемов Акастос знаток.

– Уходи! – снова прокричал Гилас. – Ему нужен не я, а ты!

Заржала лошадь. Наверное, Теламон ее разворачивает. Потом стук копыт устремился вниз по склону, а вскоре и вовсе растворился в ночи.

А Гилас и кузнец все стояли друг против друга. Их разделял тлеющий огонь. Акастос тяжело дышал: клеймо оставило на лодыжке красную воспаленную рану. Морщась от боли, кузнец похромал к стене и сполз на землю.

– Дурак ты, Блоха, – пропыхтел он.

Гилас принес ведро воды и баночку миндального масла. Поставил и то и другое так, чтобы Акастос дотянулся, и отошел.

– Прости, что обжег, – произнес мальчик. – Но не мог же я стоять и смотреть, как ты убиваешь Теламона.

Акастос прислонился к стене и закрыл глаза.

– «Прости»! – передразнил он. – Какой мне прок от твоих извинений? Выкую из них оружие и прикончу Короноса? Или сделаю колесницу и раздавлю всех Воронов разом?

Акастос стукнул затылком о стену.

– Четырнадцать лет я в бегах. Прячусь. Строю планы. Терплю неудачи. Начинаю сначала.

Лоб кузнеца блестел от пота. На шее вздулась вена – толстая, будто веревка.

– В первый раз я так близок к цели. Сегодня ночью все могло бы разрешиться. Я обрел бы свободу. Принесло же тебя на мою голову!

Гилас стоял, выкручивая руки.

– Но ты же добыл кинжал. Давай уничтожим его прямо сейчас! Расплавим в горне!

Акастос открыл глаза и сердито уставился на Гиласа.

– Думаешь, избавиться от кинжала так просто? – произнес кузнец, с трудом поднимаясь на ноги. – Расплавили, и все дела?! – рявкнул он. – Тогда почему я его не расплавил, как только в кузницу принес? Да, Блоха, почему? Потому что ни одна печь, созданная смертными, не причинит ему вреда! Нет на свете таких горячих печей! Кинжал Короноса может уничтожить только кто-то из богов!

До рассвета еще далеко, но небо отчего-то озарено ярким темно-красным заревом. Гилас бегом спускается с горного отрога. Вот показалась Гора. Дым больше не струится с вершины вниз: теперь он поднимается огромными клубами и касается небосвода. Снизу его подсвечивает то самое яркое зарево.

Гилас представил, как Злобные сражаются с Повелительницей Огня. Ярость – вот что такое это зарево. Одна сплошная ярость.

Ожог Акастоса оказался слишком серьезен: кузнец просто не в состоянии уничтожить клинок. Когда Акастос это понял – бушевал, как разъяренный лев. Но потом быстро взял себя в руки. Полил ожог маслом, отослал прочь стражников, сбежавшихся на шум. Велел Гиласу принести стакан вина. А потом ни с того ни с сего рассмеялся.