Надо думать, девочка, надо двигаться… Здесь, с этой стороны дверей тоже должен быть рычаг или кнопка, или ручка — все, что угодно. Давай же! Двигай, толкай, дергай за все уступы, каждый миллиметр пола, стен, потолка. Выступать, выдавить… Не может быть, чтобы с этой стороны замок не открывался!

Последняя свеча судорожно затрепетала. Заменить ее было нечем. Посветив дерганым светом еще несколько минут, огонек вздрогнул и благородно издох. Темнота.

Знаете, что такое полное отчаяние? Да? Вот теперь и я знаю…

Темнота. Сплю ли я, бодрствую — одна темнота. И в глазах, и в душе. Хотя нет — когда я впадаю в краткое беспамятство от усталости и боли, то погружаюсь в подобие сна. И вот в этом самом сне вижу яркие, почти живые картинки. Я вижу людей, которых никогда не знала и не узнаю, события, которые могут случиться, а могут и не произойти. Мне кажется, что во сне я живу, а потом возвращаюсь в темную каменную могилу. И я уже перестаю понимать, живу я или нет? Хочу ли я вообще жить? И зачем?

А еще я чувствую. Руками я ощупываю лицо, тело, провожу пальцами по клинку палаша, будто это может придать мне уверенности в себе. Холодный металл грустит. Он останется холодным даже в самом огне битвы. Холодный металл, холодный разум, холодная душа… отчаявшаяся, обледеневшая от безысходности.

Кричать и плакать я себе не позволила. Как и биться об закрытую стену. Паника не выход. Это очень легко — запретить вырваться наружу эмоциям и снова, с настойчивостью земляного червя по миллиметру обшаривать гладкую стену. И не думать… не верить… не бояться…

Камень — это минерал. Минерал — это энергия. Энергия управляет в каждом элементе — вода, ветер, земля, огонь и металл. Если я не могу видеть, если я не могу даже представить, где я нахожусь, я должна это почувствовать. Не знаю как, не знаю чем… но… я прикладываю руки и лоб к стенке и заставляю себя проникнуть в нее.

Темнота.

Я падаю на пол, обливаясь потом и слезами. Я больше не могу… Сдаться легче. Умереть и разом покончить с кучей проблем. Без меня этот мир жил и будет жить дальше! Я лишь маленькая песчинка в мировых часах — упаду, и никто не заметит…

В голове непрекращающийся раздражающий шум. Будто звук водопада. Иногда кажется, что кто-то меня зовет. Только я его не слышу — как в метро, все заглушает ветер в туннеле. Я сжимаю виски и зову единственного человека, который мог бы меня услышать. Мог бы… если бы это было возможно.

За гранью сна цветные линии и вспышки. Кружатся, сливаются в один огромный хоровод, охватывающий всю планету. Это энергии, эмоции людей — их желания, связи, стремления. Яркие и тусклые, отчетливые и едва заметные — будто рыболовная сеть. И узелками — встречи, а порванными ячейками — расставания. Так и хочется подхватить, стянуть, связать…

Птицей через туман,

Солнцем через обман —

И скатилась слезинка весенней водой по руке.

Рвется там, где внатяг,

Имя стало как флаг —

И отдельной строкою те, кто ушел налегке.

А впереди — дом,

А позади — гром,

Лето сгорает пеплом в огне зари.

Я не прошу жизнь,

Я лишь хочу жить

Там, где осенним мотивом горят огни.

Если бы смог так —

Ждать и не знать как,

Верить и веруя небо с собой нести.

А за порогом стол,

Ну, так не стой столбом —

Просто, как дважды восемь, в вечность уйти.

Просто я так и не научилась верить. Потому что, если бы я верила, я бы не вывалилась с криком, когда часть пола внезапно ушла вниз. Упала я на руки какого-то мужика. То, что это мужик — это точно! Такие широкие ладони и твердые мускулы бывают только у них. Видеть я не могла — свет ударил по расширенным от перепуга глазам и на некоторое время запечатал их слепотой.

— Это она! — чужой голос, да еще на эльфийском.

— Какого хр…

— Тауэриэль нас направил вас встретить!

— А! — Ничего более умного мне в этот момент в голову не пришло. Хорошо, что сама голова еще работала после всего пережитого. А ведь я уже, честным делом, думала, что схожу с ума.

— Мы вас понесем… Вы не против?

Где, блин, моя гордость?

— Нет, — согласилась я с неизбежным и расслабилась.

Буду надеяться, что меня принесут куда надо. Потому что очень хочется верить Тауэру.

~~~

Мне на глаза наложили повязку. Не бог весть какое лечение, но моим опухшим глазам явно полегчало. Раны тоже смазали мазью и перевязали. Быть слепой в темноте — это, конечно, неприятно, но вот ничего не видеть среди кучи народа днем — напрягает еще больше. Во-первых, нельзя выяснить, где я нахожусь — то, что это домик в лесу, понятно и так, а вот дальше… Женщина, ухаживающая за мной, не стремилась к тесному дружественному общению. Кроме приноса-уноса некоторых вещей, она выполняла мои нехитрые запросы, ставила на стол еду и подавала кружки с водой, когда я протягивала руку. Сначала она, правда, пыталась меня еще и кормить как маленькую, но это уже фиг вам! Я и слепая ложку до рта донести в состоянии.

Заходили еще и мужчины, но их спрашивать было еще бесполезнее — мои прямые вопросы они игнорировали. В конце концов я стала поступать точно так же — игнорировать их. И, кажется, скайль-т-тэйлям это не понравилось. Вот и чудненько!

Запах хвои, дыхание ветра, шум деревьев — все это было настолько божественно после тишины и затхлости подземелья, что, только осознав, что же ты мог потерять, начинаешь это ценить — жизнь, любовь, свободу.

Да, о любви… Рандир с Тауэром так за эти два дня и не появились. А сволочь Тауэр даже со мной не связался!

На третье утро старый скайль-т-тэйль снял с меня повязку. И сразу глаза начали слезиться. Вытерев слезы, я подслеповато оглядела своих спасителей — трое молодых скайль-т-тэйлей, старик и женщина. Они стояли и ждали. Как я поняла, меня. Один из них протянул руку и сказал:

— Идем!

И я пошла. Без вопросов, как баран на заклание — именно с таким ощущением, от которого я никак не могла избавиться.

С той самой луны, когда я влезла в чужой обряд в чужом мире, когда пожалела и укрыла в себе трепещущий беззащитный комочек энергий, я знала, что придется поучаствовать и в дальнейшем. Я выдумывала разные условия, которые могла бы выставить скайлям за их Духа — потребовать защитить замок, устроить партизанскую войну ордынцам — в общем, всякая хрень приходила в голову и благополучно ее покидала. Одно оставалось неизменным — понимание того, что Дух не игрушка, не вещь, которую можно купить и продать, Дух — это часть этого мира, как и скайль-т-тэйли или я, или те же ордынцы. И я не смогу продать Духа, как не смогла бы продать часть себя, например, совесть.

~~~

Лес дышал покоем. Самое интересное, что, что бы ни происходило под этими вековечными кронами — смерти или рождения, — лес всегда будет оставаться безупречно спокойным. В кронах деревьев будут вить гнезда птицы, лисы и зайцы — прятаться в корнях, а день будет сменяться ночью, лето — зимой, листья — осыпаться и снова вылезать из почек, чтобы тянуться к солнышку. Есть в лесу этакая умиротворенность. Хочется сесть, откинуться на ствол и смотреть, как зелень листвы пробивают острые лучики.