Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тауэра я поймала в коридоре после Совета.
— Я могу тебя спросить?
— Да, — он остался немногословен, хотя теперь ему пришлось заседать в Совете магов и вместе с ними вырабатывать новую стратегию ведения войн с учетом совместной работы человеческих и альдарских магов.
— Скажи, теоретически я могу вернуться домой?
Я понимала, что этот вопрос может и не иметь практического решения, но даже мысль о том, что у меня за спиной будет пусть абстрактный, но мой мир, была мне нужна.
— Ты решила?
Сердце гулко стукнуло и замерло.
— А возможно?
Только бы он не разбил мою нежданную надежду! Враз стало сухо во рту, и я поняла, что не могу решить, чего я хочу больше. Вернуться или остаться. Это как будто смотришь на камень издалека — и он кажется тебе легкой пушинкой, а встань прямо перед ним, и понимаешь, какая это тяжесть.
— Здесь магов достаточно. Вместе со мной. Реши, хочешь ли ты этого!
Ты же видишь меня насквозь, альдар! Ты же знаешь, чего я хочу, лучше меня самой! Теперь я поняла, почему мой вопрос не был для тебя неожиданностью и почему ты не сказал сразу «нет». Ты этого ждал. С того самого момента, когда я убила любовь Рандира. Когда я убила себя.
— Хочу.
~~~
Лес поднимался и сбегал с пологих холмов. Вдалеке виднелись домики, к ним через перепаханное поле тянулась линия электропередач. Небо привычно хмурилось осенним непролитым дождем. Сплошные тучи второй день ждали разрешения разродиться холодным ливнем. Но пока держались. Хорошая погода в этих широтах осенью — явление редкое, почти невозможное. В отличие от серого хмурого неба лес бросал в глаза яркие пятна янтаря и пурпура. С каждым километром все дальше на запад подергивались дымкой ирреальности мои похождения. Я ничего не взяла с собой в магический круг. Рандир мне ничего не успел подарить, а подарки других мне были не важны. Может быть, Тишин и обиделся в душе, но вслух ничего не сказал — куда мне его золотые подвески и диадемы? Оружие тоже не возьмешь — тут другие законы, и менты могут не понять твой «кинжал на память». Вот о чем я не подумала, так это о том, что за время моего отсутствия пройдет больше, чем пара месяцев. Здесь прошло два года. И еще месяц. Теперь этот месяц напоминал мне о себе пронизывающим ветром, когда я ловила на трассе машину в сторону Саратова.
Третий по счету дальнобойщик смилостивился над одинокой девушкой и взял меня в свою тепленькую кабинку, предупредив, правда, что он едет только до Тольятти.
— Бежишь, что ли, от кого-то?
Я непонимающе уставилась на водителя. Что он имеет в виду?
— Без куртки в такую погоду. Хорошо, что еще дождя нет.
— А! — я поняла его удивление. Девушка на трассе в легкой рубашке и без рюкзака вызывает подозрение. Или покинула дом слишком быстро, не успев взять теплых вещей, или дружки рядом. Хорошо, что он не подумал, что я из этих… которые на трассе работают.
— Да нет. Потеряла рюкзак с вещами.
Водители-дальнобойщики народ общительный, но подозрительный, им сразу надо рассказать кто ты и откуда, иначе остановятся в чистом поле и высадят. Хочешь ехать — трепись языком. На такой случай у меня, как у старой автостопщицы, заготовлено несколько «легенд». И вот сейчас сижу, языком треплю, а мысли совсем другие хороводы водят. Как возвращаться домой после двух лет отсутствия? Что говорить? Родным-то не сбрешешь, как водителю, — не поверят. А сказать им правду?! Ну нет! Это моя правда. Моя и больше ничья.
Разговор, как всегда, между старым, умудренным опытом мужиком и молодой неразумной девкой, плавно скатился на межполовые отношения. Почему как мужчина чуть за сорок, так сразу начинает учить жить молодых? Генетическим кодом у них это заложено, что ли? Вот и сейчас слушаю вполуха, как водитель мне объясняет, зачем женщина создана и что не место ей на трассе в одиночку стоять. А если и стоят девки на трассе, то вполне определенной профессии. На что я привычно хамила и пошлила — не так, чтобы сразу высадил, а просто чтобы видел, что у меня зубки имеются. И мнение насчет всех «баба на кухне, а мужик за телевизором».
— Красивая баба, а ведешь себя, как мужичка, — прав он, сотню раз прав. — Мужика тебе хорошего надо, чтобы любил и ты его любила… Да детишек побольше, чтобы ты вот так не стояла, а делом занималась. За домом следила…
— Детишек, говоришь?.. — я даже представить не могла наших с Рандиром детей.
— Глупостями чтобы не занималась! Мужик хороший, он не только в доме хозяин! Как возьмет тебя, как полюбит!..
Десять километров, а за ними еще десять. К концу дня, может, и с пару сотен будет… дальше, еще дальше, пока не скроется за горизонтом, пока не превратится в точку на карте, и не на моей карте, а другой, чужой… место… могила… пока не станет только воспоминанием.
— Знаешь, — это было грубо и цинично, но сдерживаться я больше не хотела, — секс — это отдельный разговор, а любовь… ну уж нет — ну ее лучше на фиг!
Мы давно уж не дети — мы играем в себя,
По холодному снегу пеленою дождя.
Не дождаться нам лета, не взлететь, не спасти.
За плечами закаты нам как крылья нести.
Мы давно уж не плачем — слезы стали дождем.
По дороге горящей, как по небу, пройдем.
Пусть наивно и глупо мы верим в людей
И прощаем, прощаясь, мы предавших друзей.
Мы давно стали старше… на сотни веков,
В то, чем раньше играли — теперь мы живем,
И ломая случайно жизни, судьбы и дни,
Мы по-детски уже не попросим: «Прости!»