Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В то время, когда Юлия тоже ждала от него ребенка, – уточнила Нина и замолчала. – Все совсем не так, как ты думаешь, – наконец снова заговорила она. – У меня не было намерения ничего скрывать, но моя семья и мое детство для меня – до сих пор открытая рана.
Анника не знала, что сказать. В трубке снова повисло молчание.
Первой заговорила Нина – тихим и надломленным голосом:
– Я очень любила маму, но она была едва способна позаботиться даже о самой себе. Филипп и Ивонна совсем отбились от рук, и она ничего не могла с ними поделать. Мне повезло, я нашла семью Юлии. Я все время чувствовала… груз ответственности. Мне всегда казалось, что именно я должна как-то исправить положение.
«Именно поэтому ты пошла в полицию?» – мысленно спросила ее Анника, но ничего не сказала вслух.
– Я верю в то, что каждый человек сам по себе добр, – продолжила Нина, и голос ее окреп. – Я верю, что каждый может измениться, если мы дадим ему шанс. Мама попыталась, и у нее получилось, но она была слишком слаба, и надолго ее не хватило.
– Твоя мама умерла? – осторожно спросила Анника.
– Ее нет уже девять лет. Она умерла на следующий день после свадьбы Юлии и Давида. Теперь нет и остальных, всех, за исключением Филиппа.
Анника изо всех сил сосредоточилась, чтобы не потерять нить.
– Ты сказала, что их было четверо, четверо близких друг другу людей, – заговорила она. – Давид, Филипп, Ивонна и. кто был четвертым?
– Малышка Вероника. Вероника Паульсон. Но она тоже умерла.
– Ты ее знала?
Нина тяжело вздохнула:
– Я была мало с ней знакома. Она и ее мама несколько раз приезжали к нам на Тенерифе, но по-настоящему мы познакомились, когда я вернулась в Швецию.
– Она же была совсем не старая. От чего она умерла?
В ответе Нины прозвучало искреннее удивление.
– Но ты же сама писала о ней статьи. Она была убита несколько дней назад.
Аннике показалось, что в комнате наступила мертвая тишина, а время остановилось.
– О чем ты говоришь? – спросила Анника, едва переводя дух.
– Ты писала о том, что она вышла замуж за хоккеиста, – сказала Нина, – за Себастиана Сёдерстрёма.
Девочка-тролль с серными спичками
Ее привезли в Гудагорден босую и в рваном платье. Тетя из детской сиротской комиссии вытолкала ее из машины; острая щебенка больно колола ее босые ноги.
– Сделай книксен своим приемным родителям, – сказала тетя и толкнула ее к стоявшим перед ней людям.
Девочка смотрела в землю, а люди смотрели на нее.
– Она похожа на тролля, – сказала приемная мать.
Тетя ударила ее под коленки и заставила наклонить голову. Девочка быстро, как хорек, обернулась, укусила тете руку и бросилась бежать прочь по щебню, коловшему пятки.
Приемный отец притащил ее с сеновала, когда наступила ночь. Пока он волок ее, она больно ударилась ногой о каменную стену.
– Теперь надо выбить из тебя беса, – сказал он и взмахнул плеткой.
Он бил ее долго, исполосовав кожу на бедрах и ягодицах, а потом бросил в сено и ушел, заперев дверь. Она уснула в сене, и ей снилось, что она лежит в муравейнике. Насекомые ползали по ней и грызли ее ноги и зад, прокладывали туннели в коже, строили в ней кладовки со стенками и шкафами, оборудовали детские комнатки и все, что им еще было нужно, в точности как рассказывала Зигрид о чудесной жизни муравьев.
Проснулась она уже днем. Сено прилипло к кровавым корочкам на ногах, и девочка решила, что ей надо искупаться.
В задней стенке сеновала она нашла отбитую доску. Щель была узкой. Самым трудным было просунуть в нее голову, а тело проскользнуло легко, как червяк.
По дороге, из окна машины, она видела озеро. Должно быть, оно находится где-то неподалеку.
Она обошла усадьбу. Людей не было видно.
Потом увидела усыпанный белым песком берег. Возле воды рос большой дуб. Купалась она в платье и штанишках. Ноги горели огнем.
Мальчик с косыми глазами увидел ее, когда она возвращалась в усадьбу. Он позвал приемного отца, который тут же явился, громко топая огромными сапожищами. Он шел быстро, а она едва шевелилась от голода и боли.
Он задрал на ней платье и осмотрел кожу на спине.
– Ты никогда, слышишь, никогда не будешь убегать со двора! – прокричал приемный отец ей в ухо. – Если ты это сделаешь, я забью тебя до смерти.
Но она убегала, а он бил, она убегала, а он бил.
В конце концов он устал ее бить, а она перестала убегать.
Ей отвели комнатку на чердаке с ласточками и осиным гнездом. Ласточки – папа и мама – летали взад и вперед, носили еду для своих птенчиков. Они носили еду в клювах и в желудках, потом отрыгивали ее и кормили малышей. Зигрид рассказывала ей о фантастически интересной жизни птиц.
Зигрид рассказывала и сказки. Например, она рассказала сказку о девочке, которой было трудно так же, как им, о девочке с серными спичками.
«Так и шла маленькая девочка, и ее крошечные босые ножки посинели и покраснели от холода. В стареньком передничке ее было много-много серных спичек, и еще одну котомочку с ними она несла в руке. За целый день никто не купил у нее ни одной спички, никто не дал ей ни одной монетки. Голодная и замерзшая, шла она по улице и выглядела, бедняжка, жалкой и несчастной! Снежинки кружились и падали на ее золотистые локоны, спадавшие ей на плечи, но она не думала о своих локонах…»
У нее самой не было светлых локонов. Волосы у нее были черные и жесткие, да к тому же в приюте их состригли почти до основания, как будто их и не было вовсе.
Но она была не Золушкой, она была Троллем. Девочка знала это, потому что так сказала приемная мать. Она была Девочкой-троллем с серными спичками, хотя, собственно, ей никогда не приходилось продавать спички, а продавала она нелегальный спирт, и все было хорошо, очень хорошо, пока мать не заперли в тюрьму, а ее саму не привезли в приют.
Ночами, сквозь щель в крыше, она видела небо, а один раз увидела даже падающую звезду.
Девочка со спичками из сказки тоже видела звездопад.
«Старенькая бабушка, единственная, кто был добр к ней, умерла. Она говорила ей: «Когда видишь падающую звезду, знай, это еще одна душа возносится к Богу…»
Ей было интересно, кто вознесся к Богу в тот раз, но она сложила руки и взмолилась: «Отец наш небесный, сделай так, чтобы в следующий раз это был приемный отец, а потом Косоглазый».
И она думала, что когда-нибудь она сама станет бабушкой и будет доброй к Девочкам-троллям, до которых никому-никому не было никакого дела.