Ольга присела на край дивана, сгорбив спину так, что спереди, из выреза блузки, показалось кружево лилового бюстгальтера. Её взгляд вновь остановился на пачке сигарет. С полминуты она молчала, похоже, взвешивала все «за» и «против».

— Хорошо, я попробую всё узнать, — в ее голосе недоставало уверенности.

— Спасибо, — поблагодарила я и вышла из квартиры.

Я узнала этот тон. Нельзя было ожидать от него щедрости. Ольга не собиралась ничего делать, ей просто не терпелось отвязаться от меня. Если она чем и дорожит в этой жизни, то только своей шкурой.

— Ксень!

Когда я вошла, девочка лежала на диване в гостиной неподвижно, скрестив руки на груди.

— Ксень, — повторила я неуверенно.

Она не шелохнулась.

Я не могла видеть ее лица, только лишь вытянутые вдоль дивана ноги. Они были расслаблены и свободно болтались на спинке. Локти, плечи, голова — всё было статичным и недвижимым. Преодолев в один прыжок расстояние до дивана, я сильно схватила ее за грудки.

— Аааа! — закричала племянница, вскочив. — С ума сошла? Так пугаешь!

Я была не в силах успокоить свое сердцебиение:

— Прости! Но почему ты не отзывалась?!

Девочка пальцем указала на тоненький провод, спускавшийся от левого уха и уходящий в телефон. Правый наушник выпал от той тряски, что я ей устроила, и болтался на уровне талии.

— Всё ясно, — сказала я, усаживаясь рядом. Дыхание никак не хотело приходить в норму. Слишком многое произошло за последние двое суток. Неудивительно, что я схожу с ума.

— Саш, что-то случилось? — обеспокоенно сказала Ксюша, натягивая капюшон и укладываясь обратно.

— Всё хорошо, просто я немного взвинченна. — Моё внимание привлек толстый блокнот, который был со мной позавчера в квартире у Пилькевича. Он лежал на полке поверх книг слева, хотя я точно помнила, что оставляла его справа. Я всегда так делала. — Ксюша, ты брала вон тот блокнот с полки?

— Который?

— Тот, что лежит поверх книг.

— Ты про ту черную книгу?

— Да.

— Нет, я не брала твой блокнот, похожий на книгу, — сказала девочка и всунула обратно наушник.

— Хорошо, — выдавила я и погладила её руку. — Лежи здесь, слушай музыку.

Она кивнула. Я догадалась, что она не расслышала ни слова. Её нога задвигалась в такт музыке. Громкость была настроена на максимум. Наклонившись к ее лицу, можно было даже различить слова песен.

Подбежав к полке, я схватила блокнот и поспешно пролистала. На одной из страниц были заметки с именами Пилькевича и Усика. Я делала их в квартире покойного, когда прикинулась журналисткой.

Черт, и как я не догадалась, что теперь, после смерти толстяка, эти заметки могут мне только навредить. Никто не должен знать, что я была у него в день убийства. Иначе не оберешься проблем. Но почему блокнот лежал не там, где я его оставила? Или мне показалось?

Сунув книжицу на прежнее место, я поспешила к двери осмотреть замок.

Ничего необычного. Никаких царапин на замочной скважине. Всё выглядит как всегда.

Заперев замок на два оборота, я начала медленно перемещаться по квартире в поисках чего-то необычного. Как водится, если человек привыкает складывать вещи в определенные места особым образом, ему ничего не стоит заметить разницу. Открывая по очереди дверцы всех шкафов, я, обливаясь потом, изучала каждую мелочь.

Одежда и белье лежали ровными стопочками на своих местах. Посуда, косметика, забытые продукты в холодильнике — всё оставалось нетронутым. Даже запах, витающий в воздухе, сохранился таким же, как до моего ухода, разве что снизилась концентрация гари на квадратный кубометр.

Я проверила почти всё. Оставался лишь один шкаф. Откинув на себя среднюю дверцу старого секретера, я достала свои сокровища. Различные документы, забытые и никому не нужные дипломы, корочки, аттестаты, паспорта на технику лежали в большой коробке из-под обуви аккуратной кипой. Уголочек к уголочку. Не помню, чтобы я складывала их с таким усердием, но утверждать, что это была не я, тоже не могла.

Хмыкнув сама себе, я прикрыла коробку крышкой, села и набрала номер Донских.

— Да, — сухо ответил он после нескольких гудков.

— Привет, это я. — Мне было приятно слышать его голос, даже такой серьезный и сдержанный. — Как де…

— Что-то случилось? Саша, у тебя что-то срочное? — довольно бесцеремонно прервал он меня.

— Сереж, ты занят? Я могу перезвонить позже. — Мне стало неловко, что отвлекаю его.

Возможно, Донских сейчас занят с подружкой или отдыхает в компании друзей. Я сама предложила обозначить между нами дистанцию, а теперь звоню, не имея конкретного повода или темы для разговора.

— Да, меня вызвали на работу. Тут кое-что произошло. — Он перешел почти на шепот. — Соседа Яковлевой обнаружили мертвым.

— Г… где? — выдавила я, чувствуя, как слабеют ноги.

— На своей кухне, — ответил он.

Было слышно, как на заднем плане рядом с ним переговариваются люди.

— Его убили?

— Еще не понятно. — Его тон стал совсем холодным. — Мне нужно здесь со всем разобраться.

— Конечно, — согласилась я.

В трубке зашуршало на пару секунд. Потом стало тише, чем прежде, словно он отошел в другую комнату.

— Или ты собиралась встретиться со мной? — вдруг услышала я его возбужденный голос.

— Нет, — я с трудом улыбнулась, — думала, мы всё с тобой обсудили. Насчет нас.

— Мне всё равно пока некогда.

— Работай, не отвлекаю. — Мне захотелось поскорее закончить разговор.

— Я уже говорил, что не собираюсь сдаваться? — выдохнул он.

Я на секунду потеряла дар речи. Слышать такое было бы приятно любой девушке. Особенно той, за внимание которой никогда прежде не боролись мужчины.

— Кажется, да, — пробормотала я, усмехнувшись. — Буду ждать новостей. До завтра.

— Пока, — то ли с сожалением, то ли с улыбкой произнес он прежде, чем в трубке раздались короткие гудки.

Переодевшись в короткие шортики и свободную футболку, я посмотрела на часы. Половина девятого. Достаточно поздно для ребенка. Пора готовиться ко сну, собирать сумку к школе, чтобы не делать этого утром, второпях. Но за окном было светло, а мне ужасно не хотелось, чтобы племянница отправлялась в квартиру, где маячит вульгарная курящая мамаша, любительница красивой жизни, женщина без ответственности и обязательств.

Ксюша свернулась на диване в комочек, накрылась пледом и смотрела на меня глазами обреченного. Ей тоже не хотелось возвращаться домой.

Нам обеим не хватало Арсения.