– Все это просто заглушило ИЭР, и теперь мне нужна веская причина, чтобы ввязаться в бой, – продолжает он. – А этого заслуживает только родня – даже та, что никогда тебя особо не прикалывала.

– Базара нет, – соглашается Тайрон.

– Стремно, когда премьер-министр может обрекать целое поколение детворы на убогое будущее или отдавать приказ, чтобы иракских женщин и детей истребляли в лажовой войне, а потом называть этих мудаков «великими героями», – размышляет Бегби и затем усмехается. – А такие, как мы с тобой, грохнули парочку отморозков, по которым никто не будет скучать, просто каких-то паразитов на теле общества, и при этом считаемся ужасными злодеями!

Тайрон задумывается.

– Иногда мне кажется, надо было идти в политику. Ну, типа в местную. В управу, блядь. У вас там в Калифорнии все то ж самое?

– Пойми меня прально, – кивает Бегби, – я не социальная служба, и если я кого-то завалил, то сделал это тока ради собственного удовольствия. Но это просто показатель.

– Сланче[20]. – Тайрон поднимает бокал, и Бегби смотрит, как он отпивает: раз, два, три.

– Сланче. – Фрэнк Бегби поддерживает тост и обмакивает губы в виски.

Тошнотворное щекочущее ощущение. До Франко вдруг доходит, что его никогда особо не прикалывал вкус спиртного – только действие. Потом он улыбается толстяку, с приглушенным шипением снова роняет сигару в свой бокал и смотрит, как Пауэр впадает в ступор, а затем его хватает кондрашка.

– Чё за хуйня…

Тайрон беленеет от ярости и пытается встать, готовый растерзать Фрэнка Бегби голыми руками.

Но не успевает и просто валится на кушетку. Смотрит вверх на Фрэнсиса Бегби, пытаясь заговорить, однако не в силах произнести ни слова, и только слюни стекают из уголка рта, а затем наступает кромешный мрак.

Когда Дэвид «Тайрон» Пауэр очухивается, пошевелиться он по-прежнему не в состоянии. Но, в отличие от рогипнола Ларри, оковы на сей раз внешние: он чувствует, что его запястья стянуты за спиной, и, судя по тому, как в них впивается металл, – тяжелыми полицейскими браслетами. Мало того, он не может говорить и насилу дышит: в рот ему засунут кляп – шар на цепи. Он с удивлением обнаруживает, что привязан ничком к собственному обеденному столу, а голова сильно задрана вверх каким-то деревянным бруском под подбородком.

Франко стоит над ним в свежепостиранной одежде. Он выдергивает кляп – еще один предмет, конфискованный у Ларри: тот использовал его, когда записывал домашнюю порнушку с Фрэнсис Флэнаган, ну и, вероятно, с другими девчонками.

Это позволяет вспотевшему Тайрону сказать со спокойствием насекомого:

– Та ты охуел!

– Это, конечно, так, – с готовностью кивает Фрэнк Бегби. – Но не помешало бы и малехо благодарности.

– Какого хуя тебе надо?

– Ну ты и грубиян, – говорит Бегби с притворной досадой. – Тебя бы и три мужика на этот стол не затащили. Я заслужил, сука, медаль. Я даже прибил к нему гвоздями твой спинжак и портки. – Он лучезарно улыбается, показывая гвоздомет, принесенный снизу, и его пленник в полной мере ощущает свою несвободу. Движения головы строго ограничены, поскольку к деревянному бруску под его подбородком проволочными скобами прикреплены два ножа, торчащие по обе стороны от шеи и повернутые к ней острыми краями.

Затем Тайрон замечает, что Бегби сжимает что-то в ладони. Эта штука привязана куском шпагата к одной из люстр на потолке. Бегби подносит предмет к лицу Дэвида Пауэра: это маленькая двухкилограммовая свинцовая гантель, тоже взятая внизу.

– Манюпусенькая, но тут все дело в скорости. Зацени, я ее слегонца модифицировал.

Франко показывает самую толстую часть, к которой, кажется, припаяны обломки бритвенного лезвия. Он держит ее в паре сантиметров от лица Пауэра. Пленного гангстера пугает и завораживает беспросветная чернота чугуна с поблескивающими в ней бритвами.

– Вот что значит быть художником: начинаешь… творить.

– Что за хуйню ты…

Франко затыкает Тайрона четко выверенным джебом в просвете между ножами, расквашивая ему нос.

– Тссс… – Фрэнк Бегби прикладывает палец к губам. – Скорость, понимаешь? Сила берется от скорости. Двигай башкой, – наставляет он и отходит от Тайрона, забирая с собой гантель с лезвиями. Выйдя на середину комнаты, он закручивает свою приспособу на гибком шнуре, с ехидной ухмылкой поворачивается, поднимает ее на сорок пять градусов и, раскрыв ладонь, отпускает.

Тайрон ревет:

– ФРРЭЭЭНК!

Гантель со свистом несется ему навстречу. Он пытается пошевелить головой, но лезвия ножей до крови обдирают шею. Закручивающаяся железяка глухо бухается сбоку в лицо, вырывая с мясом кожу на щеке.

– КАКОГО ХУЯ ТЫ… – взвизгивает Тайрон, но замечает, что Бегби, вместо того чтобы снова запустить гантель, отвязывает ее. В груди у Пауэра вспыхивает надежда, и он на секунду воображает, что кошмарная пытка закончилась, что Бегби просто хотел донести суть.

Но, сняв груз и с лязгом уронив его на паркет, Бегби привязывает к шпагату что-то другое: зубило с тяжелыми болтами, примотанными к ручке изолентой.

– Эта хрень совсем другая, – поясняет он.

Дэвид Пауэр хрипло кричит от страха.

– Стой… – говорит он.

Фрэнк Бегби оглядывается и с радостной признательностью щелкает пальцами:

– Я, нахуй, ждал этого слова! Помнишь, его говорили, когда мы выбивали долги? Как тока начинался самый жесткач, они всегда говорили: «Стой». Помнишь, как мы, сука, ржали? Тока сейчас никакой ржаки не будет, ей-богу, братишка, – лыбится Бегби, и от его издевательского нравоучения у Пауэра по спине пробегает мороз.

Франко отходит, резко разворачивается и поднимает зубило под углом сорок пять градусов, замахиваясь, как питчер в бейсболе, который угрожает сопернику, пытающемуся украсть базу. Затем Бегби просто отпускает зубило и наблюдает, как оно мчится к цели.

Тайрон умудряется вывернуть голову, но напарывается на лезвие справа, которое глубоко впивается ему в шею. Тем временем зубило, чуть не попав в глаз, вонзается в лицо под скулой, проникая на пару сантиметров и накрепко застревая. Пока из обеих ран сочится кровь, Пауэр в панике орет:

– ФРЭЭНКК!

– Я за него, – сухо усмехается Бегби. У Джима вольготная жизнь, рассуждает он, зато Фрэнк отжигает не по-детски.

Тайрон пытается справиться с мучительной болью в лице и набрать в легкие воздуха.

– Какого… какого хуя тебе надо?

– Тока этого, – холодно говорит Бегби. – Денег мне не надо. Услуг мне не надо. Мне надо только этого: ты на столе, а я с вот этими лезвиями. – И он снимает со стены картину Мёрдо Мэтисона Тейта – небольшой этюд. – Расскажь мне за эту картину.