– Наверху, – удивился он. – Где же еще? Да тыне нервничай: когда она звонила, в рюмочной никого не было, только участковыйнаш, хороший мужик, между прочим. – Аркаша вместе со мной вошел вдом. – Сегодня у нас вообще тихо, занимались санитарной обработкой.Открылись к обеду, алкашей Верка разогнала, вот и были только Федорыч, да минутдвадцать назад парень пришел… Куда он делся-то? Шашлык заказал… Вот ведь…

Мы стояли напротив пустого зала, только за ближайшим кстойке столом сидел мужчина в милицейской форме и с удовольствием пил чай,болтая с барменшей.

– Парень? – переспросила я, мысль еще не облекласьв слова, а я уже бежала наверх, туда, где была комната без окон, и грудьраспирало от крика, потому что я сразу увидела: дверь в комнату приоткрыта.

Я замерла в трех шагах от этой двери. Сзади, тяжело дыша,бежал Аркаша. Я глотнула воздуха и вошла.

Машка лежала на полу, половину черепа разнесло выстрелом в упор,на меня пустой глазницей смотрела страшная кровавая маска.

– Ух ты, господи, – простонал Аркаша.

– Как парень выглядел? – спросила я и стала шаритьпо карманам в поисках сигарет. Я стояла лицом к двери, чтобы не видеть Машку.

Аркаша пожал плечами:

– Светловолосый, рожа мерзкая, глаза какие-то чудные,похоже, наркоман, лет тридцать.

– Ник, – кивнула я. – Сам пришел.

– Что делать-то, а? – нервно оглядываясь, спросилАркаша. – Ментов вызывать? Уходи, – сказал он мне, – я имчто-нибудь наплету, скажу, она комнату у меня снимала… черт… надо же, связалсяс вами. Уходи, – повторил он.

Я боялась еще раз увидеть растерзанное лицо Машки, нопокинуть ее тоже не могла, как будто она притягивала меня, просила «не уходи»,и тут я поняла, что спешить мне некуда.

– Чего ты стоишь? – накинулся на меняАркаша. – Мало мне проблем? Ей ты уже не поможешь.

Так и есть. Не помогу. Я подумала о Тони. Как это страшно,что он ждет ее, надеется, а ее уже нет… Я должна проститься с ней, сказатьчто-то… наверное, должна. Только я не знала, что. В голове стоял ровный гул,как будто где-то вдали надсадно били в барабаны.

Я подошла к Машке и взяла в руки ее еще теплую ладонь,пальцы были неподатливы, когда я целовала их. Машки нет. Нигде. И что бы там ниболтали проповедники всех мастей, никогда не будет.

– Прости меня, – сказала я единственное, чтопришло в голову.

– Аркаша, – донеслось снизу. – Что там у тебяза крики? Случилось чего?

– Да уйдешь ты, наконец? – зашипел Аркаша.

Я резко выпрямилась, Машкина ладонь упала на пол, и я пошлак лестнице. По ней поднимался участковый, задрав голову вверх. Я поравнялась сним, он посмотрел как-то странно и тут же отвел взгляд, слишком поспешно,слишком нервно, и я вдруг поняла: не было никакой прослушки. Он просто увиделМашку, случайно оказавшись в рюмочной в тот момент, когда она спустиласьпозвонить. Я знала, как работает Ник. Машкина фотография наверняка была у всехего приятелей – ментов, и этот один из них. Он позвонил Нику и, ожидая его,сидел и болтал с барменшей, боясь, что птичка упорхнет, чего доброго. И окомнате наверху он знал и отвлекал тетку, чтобы Ник беспрепятственно могподняться. Я остановилась и внимательно посмотрела на него, хотела запомнитьего лицо, вот такое, с ускользающим взглядом, губами, которые нервно дергались.

– Чего случилось-то? – спросил он.

– Горе у меня, дядя, – ответила я. – Большое.А у кого-то, может, счастье.

– А-а-а… А что за крики?

– Аркаша объяснит, – ответила я, обходя его. Намгновение мне показалось, что мент меня остановит, но он прижался к стене, и япрошла мимо него по узкой лестнице.

– Федорыч! – донеслось сверху. – Иди скорейсюда…

Я быстро спустилась вниз, направилась в переулок, села вмашину. За окнами мелькали дома, а я не могла понять, куда и зачем еду. «Надобыло остаться с ней», – вяло подумала я и стиснула зубы. Машки нет, и «сней» – значит, нигде и ни с кем. Вот так.

Какое-то время я бессмысленно петляла по городу, пока опятьне подумала о Тони. Надо ему позвонить. Эта мысль вызвала острую боль. Япритормозила, вышла из машины. Заметив скамейку, устроилась на ней, сидела иразглядывала свои ноги. Я не знала, сколько прошло времени, может, час, может,больше. Вновь подумала о Тони, но так и не смогла заставить себя позвонить ему.

В конце концов я поехала домой. Прошлась по квартире, взглядостанавливался на давно знакомых вещах, и все здесь казалось мне чужим.Двигаясь очень медленно, точно я вдруг ослепла, собрала кое-какие вещи, сложилаих в спортивную сумку. Достала из шкафа берет, Машкин подарок, долго держалаего в руках, потом кинула в сумку. Прошла в ванную, где у меня был тайник,достала пистолет, сунула его за пояс джинсов. Телефон в прихожей вызывал оструюнеприязнь, едва ли не ненависть.

«Я должна позвонить Антону», – вновь подумала я ипредставила, как он нервно ходит по квартире, ждет, надеется. Я не знала, чтоскажу ему, и все-таки набрала номер. Он снял трубку сразу же, наверное, стоялвозле телефона.

– Юля, – услышала я его голос и поежилась.

– Я опоздала, – с трудом выговорила я. –Машки нет.

– Что? – растерялся он.

– Машки больше нет, – повторила я. – Рюмочнаяна Третьякова, это в Саблино, сейчас там, наверное, милиция, – сказала я идобавила: – Простите. – Я хотела повесить трубку, но он вдруг крикнул:

– Подождите. Где вы? Что вы собираетесь делать?

– Простите, Тони. – Я торопилась закончитьразговор, мне было невыносимо слышать его голос и думать о Машке.

– Стойте, – взмолился он. – Я долженпохоронить ее, – потерянно произнес он. – Обещайте, что вы мнепозвоните.

– Да, конечно.

Я повесила трубку и вдруг подумала: когда ты один, всестановится проще. Не надо ни о ком заботиться, наверное, поэтому у тебя большешансов выжить. Только вот зачем?

Я прикинула, где сейчас может быть Ник. Наудачу позвонила внесколько мест, где он, вполне возможно, пьянствует сейчас в компании друзей.Мне повезло почти сразу. Охранник из ночного клуба сообщил, что Ник сидит уних.

– Не говори ему, что я звонила, – попросилая. – Эта сволочь от меня прячется, а мне надо его повидать.