– А что это за надежное место? – спросила Машка попути к машине.

– Виссарион как-то сказал, что есть у него человек…

– По-моему, ты нервничаешь понапрасну, – покачалаголовой Машка. – В прошлый раз ты отправила меня в Питер, Виссарион былсам не свой, и что? Абсолютно ничего не случилось. Ты просто не в состоянииповерить, что нас оставили в покое.

Я ее не слушала, отвезла домой и сказала, что заеду черезчас, за это время я рассчитывала поговорить с Виссарионом и все устроить, а ещенадеялась, что мы успеем покинуть Машкину квартиру до возвращения Тони, вот ужс кем мне совсем не хотелось встречаться. Машка вредничала и хмурила брови, нообещала быть готовой через час. Высадив ее возле подъезда, я помчалась кВиссариону. Он пил чай, что-то втолковывая Наташке за неимением другойаудитории. Я придала своей физиономии непроницаемый вид, дождалась, когдаНаталья исчезнет в кухне, и обратилась к своему другу:

– Помнится, ты как-то говорил про человека, которыйможет помочь с документами? – Виссарион взглянул на меня из-под очков икивнул. – Нужны два паспорта, – сказала я. – А еще надежноеубежище для Машки.

– Фотографии, – открыл рот Виссарион. –Паспорта стоят денег, если у тебя их нет, я дам. Место найдем. Когда надо?

– Лучше сегодня.

Он подумал.

– Паспорта вряд ли. Завтра можно. Машку отвезешь вСаблино (это жилой массив в западной части города), улица Третьякова, дом семь.Спросишь Аркашу. Я ему сейчас позвоню.

– Что ему сказать?

– Ничего. Он не любопытный. Можешь на него положиться.Моего звонка будет достаточно, чтобы он больше ничем не интересовался. Второйпаспорт для тебя? – спросил Виссарион.

– Для Тони.

– А ты?

– Ты же знаешь, я не могу уехать.

Он кивнул, словно соглашаясь, но вдруг опять заговорил:

– Если уедешь, ты не сможешь видеться с сыном, а еслине уедешь, то есть шанс не увидеть его никогда.

Он решил, что сказал достаточно, и отвернулся, я кивнула,понимая, что он прав, но это ничего не меняло. Виссарион стал звонить потелефону, потому что тема была исчерпана, и я была очень благодарна ему за то,что он больше не произнес ни слова.

Машка открыла мне дверь и сказала:

– Проходи.

По тому, что она избегала смотреть на меня, стало ясно: вещиона не собрала и никуда уезжать не намерена. Причина перемены в ее настроениисидела на кухне, я мысленно чертыхнулась: угораздило же Тони явиться так невовремя.

– Чай будешь? – спросила Машка, а Антон улыбнулся,увидев меня:

– Здравствуйте, Юля.

– Какой чай? – возмутилась я, кивнув Тони. –Тетя держится из последних сил, все еще надеясь тебя увидеть. Так что давай,поехали.

– Что ты дурака валяешь? – укоризненно заметилаМашка. – Я все рассказала Тони, – пожала она плечами.

– Что «все»? – разозлилась я.

– Ну, про того типа, который признался. Тони считает,это очень хорошо. С меня снимут обвинение и…

– Твой Тони идиот! – рявкнула я. – Он же ничерта не понимает, что творится у него под носом. Он то ли юродивый, то лимладенец или то и другое вместе.

Тони даже бровью не повел, а Машка попросила:

– Успокойся. Я знаю, ты боишься за меня, но то, что тыпредлагаешь, – глупо. Надо позвонить Олегу, он хороший адвокат и неоткажется…

– Отличная идея, – едва сдерживая бешенство,произнесла я. – То, что она пришла в голову твоему мужу, меня не удивляет,но ты… Машка, ты что, забыла, кто он? Долгих свою любовницу не пожалел, неужелиты думаешь…

– Что вы сказали? – подал голос Тони,приподнимаясь со стула.

– Вас это не касается, – жалея о вырвавшихсясловах, отмахнулась я.

– Вы сказали, он не пожалел свою любовницу? Вы ведьимели в виду это убийство? Какое вы имеете к нему отношение? Что, черт возьми,происходит?

Я собралась ответить какую-нибудь чепуху, но он вдругподошел, схватил меня за плечи и силой усадил на стул:

– Вы отсюда не уйдете, пока все не объясните. – Онсмотрел строго и решительно, и я поняла, что выкрутиться не удастся. Да я этогои не хотела. Главное было спрятать Машку. А душевные переживания Антона меня неволновали.

– Хорошо, – кивнула я, улыбаясь. – С чегоначнем? Может быть, с убийства Углова? Хотя все началось гораздо раньше. Выведь знаете, что Машка его не убивала. Почему бы не задаться вопросом: зачемона созналась в убийстве? Не задавались? Жаль. Это непременно навело бы вас накое-какие мысли. Она подписала признание, потому что в противном случае у неене было ни малейшего шанса остаться в живых. К Углову ее устроил ваш другРахманов. Знаете зачем? Чтобы она за ним шпионила. Он был им нужен, но оказалсячеловеком ненадежным, вот и скончался в одночасье. Вы никогда не спрашивалисебя: на какие деньги ваш друг живет так шоколадно? Конечно, он преуспевающийадвокат, но далеко не у всех преуспевающих адвокатов миллионы в швейцарскихбанках. Хотите скажу, как и почему он их нажил? Потому что ваш друг весьманеобходим господину Долгих… – Меня несло, я это понимала, но уже не моглаостановиться.

Я видела испуганные глаза Машки, застывшее лицо Тони ипродолжала говорить, тихо и зло, чувствуя, как меня переполняет бессильнаяярость, и все ждала того момента, когда он перебьет меня, скажет, что он неверит ни одному слову, что я клевещу на его друга, чертова баба, котораясрывается в запои и ненавидит Рахманова за то, что он отобрал у нее ребенка. Ноон смотрел отрешенно и молчал, и мало-помалу злоба моя испарилась, и вдруг пришлосочувствие к Антону и сожаление, что я не сумела, не захотела сдержаться.Наконец я выдохлась. Он долго хмурился, потом кивнул.

– Что-то в этом роде я себе и представлял, –сказал спокойно. – Ведь должна быть причина вашему поведению. – Онвздохнул и спросил: – Скажите, Юля, эта журналистка… вы как-то были связаны сней? – Я не собиралась отвечать на его вопрос, но под его взглядомнеожиданно кивнула. – Она… она что-то узнала? – Он облизнул губы ипоморщился, будто решив, что вопрос звучит довольно бестолково.

– У нее были документы, которыми мой муж пыталсяшантажировать Долгих.

– Он оставил их вам… – кивнул Тони, думая о чем-тосвоем.

– Нет. Но я их нашла.

– И попыталась…