– С чего это вдруг? – взглянул на меня Ник из-подкепки. – Что, небожитель с крючка сорвался? Кстати, эта сволочь на менякосо смотрит, не нравится ему наша большая любовь, не нравится. Ну и хрен сним.

Мы подъехали к дому Ника, он вышел из машины и направился кподъезду, не обращая на меня внимания. В квартире сбросил куртку на пол ипрошел на кухню. Встал у плиты, сварил кофе, что-то насвистывая. Выгляделабсолютно трезвым, только глаза оставались красными, намекая на недавниевозлияния. Я подозревала, что водка действует на Ника так же мало, как и наменя, то есть вообще не действует, по крайней мере, переход от бессознательногосостояния к трезвомыслию был у него всегда стремительным и зачастуюнеожиданным, вот как сейчас.

Он разлил кофе в две чашки и одну поставил передо мной.

– Наслаждайся. – Устроился по соседству, пил кофе,выглядел задумчивым и даже грустным. – Чего притащилась? – спросил,когда его чашка опустела. – Насчет сладкоречивого я не шутил, на днях онгрозился, падла, мол, если узнаю и все такое… Есть же жмоты, которые любятжрать в одну харю… Так что прости-прощай, дорогуша, любить тебя я больше немогу, старшие по званию не позволяют.

– Я думала, ты делом занят, – сказала я.

– Каким еще делом?

– Рахманов сказал: Долгих затеял собственноерасследование. Неужто без тебя решили обойтись?

– Это какое расследование? А-а… журналистка. Без меняникак, – дурашливо выпятил грудь Ник и насмешливо добавил: – Расследуем…

– Зачем ему понадобился этот спектакль?

Рука Ника, потянувшаяся к чашке, вдруг зависла, и онисподлобья посмотрел на меня. С непониманием и интересом.

– В смысле?

– Кому он этим хочет мозги запудрить? – спросила япо-другому.

Ник во все глаза пялился на меня, пауза затянулась.

– Ты что хочешь сказать, что это он? – Ник несоизволил договорить, а я никак не реагировала на его слова, пауза опятьзатянулась. – Брось, – сказал он, откидываясь на спинку стула. –С какой стати?

– Дамочка дала ему от ворот поворот.

– И поэтому он ее шлепнул? Не смеши меня. Если бы такаямысль его и посетила, то шлепнули бы ее вдали от его владений, чтоб, значит,ненужное любопытство не возбуждать. Сейчас в городе прохода нет от разныхдеятелей в погонах, на хрена ему такое счастье?

Говорит Ник правду или нет, угадать было трудно, хотявыглядел он чрезвычайно озадаченным, как будто мои слова подвигли его на некиеразмышления.

– Нет, ерунда, – наконец изрек он. – Покрайней мере, я здесь совершенно ни при чем, что меня, безусловно,радует. – Ник подмигнул мне и улыбнулся. Казалось, тема его больше незанимает, но она очень занимала меня, и я решила продолжить:

– Может, она оказалась не такой уж дурой и кое-чтоуспела понять? Учитывая род ее деятельности, это могло существенно осложнитьего жизнь.

– Что ж, версия неплохая, – кивнул Ник. – Ножизнь ему осложнить она могла лишь в том случае, если бы в руки ей попаливесомые доказательства. Откуда бы им взяться? – Ник внезапно перегнулсячерез стол, и его лицо очутилось совсем рядом с моим, он одарил меня своимособенным взглядом, и я невольно поежилась. Он усмехнулся, заметив это иобнажив ровные белые зубы, и в тот момент ко мне пришла уверенность: это онубил Елену. Ник, будто читая мои мысли, произнес: – Скотина ты неблагодарная…

– Не боишься, что Долгих узнает о твоихшалостях? – спросила я, чувствуя, как изменилась атмосфера в кухне, воздухстал точно наэлектризованный, наверное, то же самое почувствовал Ник. Он вновьоткинулся на спинку стула и засмеялся, задрав голову. Смех неожиданнопрервался, и он заговорил тихо и доверительно:

– Предположим, у нее что-то было, предположим, ономогло кого-то заинтересовать. Тут же возникает вполне закономерный вопрос: акак это что-то к убиенной попало? Я бы на твоем месте не стал проявлятьизлишнего любопытства.

Конечно, он был прав. Вопрос закономерный. И он был уверен,что в моих интересах помалкивать, оттого не особенно беспокоился. Теперь всевстало на свои места: и поведение Ника, когда он отстранил меня от поисковдокументов, и его исчезновение, и даже упорное молчание объяснялось просто: онвыжидал, когда я начну действовать, не спускал с меня глаз. Он был уверен, что,если документы у меня, я непременно попытаюсь действовать… И оказался прав.Теперь все мои ненужные предосторожности казались невероятно глупыми:Интернет-кафе, тайные встречи с Еленой – все это были детские игры, не более,не способные обмануть его. Я даже думаю, что он не только догадывался с самогоначала, он подталкивал меня к решительным действиям. Я вспомнила наш с нимразговор о Елене и покачала головой.

– Ты… – Я поспешно отвернулась, чтобы не произнестислова, что вертелись на языке.

– Слушай, – весело сказал он, и стало ясно: еговполне устроило то, что я не стала произносить этих ненужных слов, более того,он был даже по-своему мне благодарен за это. – А чем, собственно, тебя такувлекла эта баба?

– С чего ты взял? – удивилась я. – ПростоРахманов расписывал страдания друга, вызвав у меня прилив вселенской скорби.

– Понятно. Я сам начинаю скорбеть, глядя на Долгих.Ничего, он быстро утешится. Кстати, это не мешает ему заниматься деламинасущными. Не далее как вчера он выговаривал мне. почему до сих пор нетрезультатов по нашему делу, о бумагах до сих пор ничего не известно, и это егоздорово злит.

– И что ты ему ответил? – усмехнулась я.

– Что я не волшебник. А жаль. Ты так и не поняла, ктотвой друг, – закончил он несколько неожиданно. – Осточертела ты мне,дорогуша. Так что проваливай. И постарайся мне не показываться на глаза.

– Как знаешь, – вздохнула я и направилась к двери.Его слова укрепили мою уверенность, что документы у него.

Ник дождался, когда я покину кухню, и крикнул:

– Эй, надеюсь, ты в курсе, что людишки Дена за тобойприглядывают?

– Нет. Но беспокоиться по этому поводу не собираюсь.

– На меня не рассчитывай! – заорал он. – Япалец о палец не ударю. Ты мне еще кучу бабок должна, дрянь ненаглядная. Ты обэтом помнишь?

Я повернула назад и, заглянув в огромную кухню Ника,стильную, роскошную, где он сейчас казался объектом лишним и даже несуразным,портившим общую картину, сказала: