– Хочешь, махнем куда-нибудь на недельку? Мне ненравится, что ты в последнее время…

– Мне тоже многое не нравится.

– Какие у тебя ко мне претензии? – разозлилсяон. – Только давай не будем говорить о сыне. Это вопрос решенный. Скажи:почему ты не можешь жить как все нормальные люди? Один твой Виссарион чегостоит.

– Он мой друг.

– Вот-вот. Почему бы не найти друга поприличнее? Берипример с Машки. Остепенилась, любит мужа и живет себе припеваючи.

– Может, и я остепенюсь, если замуж выйду.

– За кого? – нахмурился он. Я усмехнулась, ноРахманов продолжал взволнованно: – Ты ведь не просто так это сказала. Уж я-тотебя знаю… опять кого-нибудь подцепила? Имей в виду… – Ему пришлось заткнуться,потому что официант принес нам заказ, а скандалить при посторонних Рахмановсчитал неприличным. Когда официант ушел, я решила вернуться к теме разбитогосердца.

– Значит, твой друг страдает, – сказала я.

– А как ты думаешь? Он ведь любил ее.

– Вроде бы последнее время они не очень ладили. –Кто это тебе сказал?

– Ты, – нагло соврала я, Олег призадумался. Онвсегда гак много болтал, что сейчас не мог достоверно утверждать, говорил нечтоподобное или нет.

– Ну, да… были кое-какие проблемы. Она не хотела житьздесь, он не собирался переезжать в Москву. Но в конце концов они бы нашливыход. И тут эта трагедия. До сих пор у следствия нет никаких зацепок, хотяэтим делом занимаются Генпрокуратура, ФСБ… Да какой от них прок, – сгоречью добавил он, чем, признаться, удивил меня. Дураку бы радоваться надо,когда-нибудь докаркается на свою голову. – Вадим предпринял собственноерасследование, – доверительно сообщил он.

– Это разумно, – хихикнула я.

– Что смешного ты в этом нашла? – возмутилсяРахманов.

– Ничего. Просто тебе хорошо известно, что такиеубийства чаще всего остаются нераскрытыми.

Он опять пригорюнился:

– К сожалению, вынужден с тобой согласиться. В десятикилометрах от города обнаружили два трупа, оба с огнестрельными ранениями вголову. Еще раньше нашли «Жигули» в районе Михайловской, их бросили рядом сгаражами, у оврага. Машину подожгли, так что никаких отпечатков. Свидетелиговорят, что убийца вышел из «Жигулей», скорее всего, из тех самых. Киллеровнаверняка было двое. И оба трупы.

– Знакомая картина, – кивнула я. – Телаопознали?

– Опознали, но от этого мало толку. Оба пару месяцевназад освободились, приехали из районного города, там никто ничего о них толкомне знает, сюда подались искать работу. Но Вадим не теряет надежды, с кем-то жеони здесь встречались…

– Что ж, – кивнула я. – Возможно, емуповезет.

Заподозрить Долгих в том, что он, разыгрывая убитого горемлюбовника, попросту валяет дурака, было проще всего. Однако приходилосьпризнать, что разыгрывает он это мастерски. И его расследование! Боится, чтоменты ненароком сунут нос, куда их не просят? Я бы на его месте сидела тихо ине высовывалась. Генеральная прокуратура и фээсбэшники из Москвы – это неместные дяди, что охотно кушают из его рук. Как бы мальчик не перемудрил. Новместе с этими мыслями вдруг появилась другая. А если Долгих знать ничего незнал ни о расследовании Елены, ни о документах в ее сумке? Вот, кстати, ипричина моего очередного везения: он просто не знал. А что, влюбился и понятияне имел, что происходит у него под носом. Но кто-то был в курсе и ситуациейвоспользовался? Конкуренты? Вполне возможно, они давно охотятся за компроматом.Следили за Еленой и обратили внимание на нашу дружбу. А дальше дело техники.Может, печаль Долгих относится вовсе не к потере возлюбленной, и кто-то уженамекнул, что время его господства в городе миновало безвозвратно?

А следом за этой пришла другая мысль, и от нее мне стало непо себе. Но чем больше я над ней размышляла, тем вероятнее она мне казалась.Оттого на следующий день я вознамерилась отыскать Ника.

На звонки он упорно не отвечал, и я отправилась по злачнымместам на его поиски. Ник сидел в баре «Подсолнух» в компании трех придурков инаходился в той стадии опьянения, когда его тянуло пофилософствовать. Внастоящий момент он цитировал Ницше и весело хихикал, а благодарные слушателиему внимали с очумелыми лицами, знать не зная, как следует реагировать. Ницшеим был малоинтересен, непонятно, кто такой, и фамилия подозрительная, но, еслиНик им восторгается, с комментариями лезть не следовало, чего доброго, получишьв ухо. Ник обожал отыскивать каких-нибудь идиотов и разом обрушивать на нихсвою ученость, которой он любил прихвастнуть, и потом наблюдать страданияокружающих. Парни уже заметно измучились и моему появлению обрадовались, оновнесло разнообразие в затянувшуюся пьесу «Моисей вправляет мозги своему народу».

– Это моя девушка! – заорал Ник. Парнизаинтересованно на меня уставились, гадая, что за идиотке пришла охота иметьдело с Ником. – Скучает без меня, – продолжил он кривляться. –Проходу не дает. Чего притащилась, радость моя?

– По-моему, ты уже достаточно наклюкался, –сказала я.

– Достаточно для чего?

– Чтобы ехать домой.

– Ничего подобного. Кстати, солнышко, последний раз явидел тебя в кабаке, пьяную в хлам, ты висла на каком-то уроде и на мой призывприпасть к родной груди послала папу на хрен. Так что не обессудь и двигай вуказанном направлении. У нас тут серьезный разговор.

– Мальчишник считаю оконченным, – сказала япарням. – Топайте отсюда. – Они переглянулись, а Ник хихикнул.

– У нее жуткий характер и хороший удар правой, моя,между прочим, школа. Так что возражать ей не советую. – Олухипереглянулись вторично, видно, Ницше сильно ударил по мозгам, и они еще неуспели обрести простой и ясный взгляд на мир.

– Топайте, – сказал Ник, чуть изменив интонацию,но этого оказалось достаточно, чтобы они поднялись и скоренькоудалились. – Ты испортила мне вечер, – пожаловался Ник. – Ясегодня был в ударе, и люди такие славные попались… ладно, что с тобой делать,вези домой.

В машине он надвинул кепку на глаза, сложил руки на груди ивроде задремал.

– Ты спишь? – окликнула я.

– Практически да. Но плоть моя восстала и жаждетвоссоединения с твоей. Надеюсь, мои желания найдут отклик в твоей душе.

– Непременно.