— Да, они уже ждут в ресторане. Дульче, дорогая, да не трясись ты так. Все непременно хорошо будет, вот увидишь. Ты мне веришь?

Я лишь кивнула. Бруно — настоящий мужчина, старается все проблемы взять на себя и самостоятельно решить. Как замечательно, что теперь есть кому обо мне позаботиться…

Его родители действительно ждали нас в ресторанчике, уже успели сделать заказ к нашему приходу. Бруно нас познакомил. Его мама бросила короткий оценивающий взгляд и тут же расплылась в счастливой улыбке.

— Как я рада, Дульсинея, знакомству с вами! Как я рада, что Бруно наконец выбрал себе невесту. И такую замечательную фьорду!

Я робко улыбнулась в ответ, хотя у меня не было полной уверенности, что фьордина говорит то, что думает. Но папа Бруно тоже не выглядел недовольным. Он переводил снисходительный взгляд с меня на супругу и назад, но не казался ни напряженным, ни злым. И я немного успокоилась.

— Бруно такой замечательный, — сказала я.

— Да-да, — мелко закивала его мама, — я так рада, что ты это поняла. Бедный мальчик, ему так не везло в личной жизни!

Я с сочувствием посмотрела на Бруно. Он недовольно насупился. Еще бы! Так тяжело вспоминать про умершую невесту! Я нашла под столом его руку и ободряюще пожала. Он перестал обижаться на излишнюю откровенность мамы и улыбнулся.

— Эта Тереса, это же кошмар какой-то! — продолжала она заливаться. — Какое счастье, что Соледад…

— Кхм, — подал голос папа Бруно, и мама поперхнулась фразой, чтобы тут же начать новую.

— Я хотела сказать — какое счастье, что ей не удалось увести с собой в могилу нашего сына.

— Да, Бруно такой тонко чувствующий, — вынуждена была согласиться я. — Так все переживает.

Мама Бруно поощрительно улыбнулась, и я поняла, что нашла прямую дорогу к ее сердцу — добрые слова про сына. Но я ничуть не лукавила, говорила то, что думаю. Я была счастлива, что такой замечательный фьорд выбрал меня.

— Бруно — наша гордость, — подтвердила мои мысли фьордина Берлисенсис. — Сильный маг, как все в нашем роду.

Она так посмотрела на мужа, словно это исключительно ее заслуга, а он делал все, чтобы сильные маги у них в семье больше не появлялись. Но тот был совершенно невозмутим. Так же хорош, как сын, только постарше и с более темными волосами, в которых проглядывали красиво серебрящиеся пряди, подчеркивающие не возраст, а солидность.

— Закончится контракт, и вы непременно переберетесь к нам, — начала мечтать мама Бруно. — Боги, как я рада, что мне в невестки досталась такая славная фьорда! А Соледад утверждала, что мой сын ничего хорошего не найдет! Ничего, увидит вас — сразу изменит мнение!

При этих словах она смотрела не на меня, а на мужа, ожидая от него поддержки, но тот лишь спокойно отпил из бокала вина и еле заметно подмигнул мне. Очень похоже, что к непрекращающейся болтовне супруги он относился снисходительно и совсем не обращал внимания, что же она говорит.

— Вы сейчас говорите про фьордину Соледад Берлисенсис? — уточнила я.

— Да, про свою свекровь. Представляешь, дорогая, она заявила, что Бруно не способен сам устроить свою жизнь, и даже нашла ему невесту в каком-то захолустье.

— Невесту?

Наверное, я переменилась в лице. Но если все знали о невесте, предложенной бабушкой, почему меня встречал какой-то посторонний фьорд? Или была не одна невеста? Я так и не выяснила, почему фьордина Соледад Берлисенсис не выходит из дома.

— Мама, — Бруно недовольно поморщился, — не думаю, что Дульче интересна эта тема.

— Интересна, — возразила я. — Мне интересно все, что касается тебя.

— Дульче, да она меня совсем не касалась, вот ни на столечко, — сказал Бруно. — О чем там рассказывать?

Но его маме было о чем рассказывать.

— Та еще штучка оказалась! — возмутилась она. — Только и ждала возможности вырваться из-под опеки семьи! Бросила моего бедного мальчика прямо на перроне по приезде во Фринштад. Я бы поняла, если бы они поругались и девица вернулась в родной город. Так нет! Мы беспокоились о ней и связались с ее родными. И что ты думаешь?

— Что? — убито спросила я.

— До сих пор где-то куролесит! — припечатала она. — Использовала помолвку как повод сбежать из дома. Можно сказать, Брунито повезло, что до свадьбы дело не дошло.

Внутри меня разливалась черная, холодная лужа безнадежности. Я понимала, что сейчас говорится обо мне, но никак не могла этого принять. Бруно меня не встречал, он даже фамилию мою не помнил. Возможно, это какая-то ошибка? Вдруг его бабушка договаривалась еще с кем-то?

— Повезло, — согласилась я. — А как ее звали, эту невесту?

— Как звали? — переспросила фьордина Берлисенсис. — А я знаю? Мне никто никогда ничего не говорит. Диего, как ее звали?

— Понятия не имею, — ответил папа Бруно. — Лишняя информация. Если бы доехала до нас, имело бы смысл, а так… — Он удовлетворенно посмотрел на свой бокал, в котором почти ничего не оставалось, и добавил: — Бруно прав, к чему это сейчас вспоминать, когда с нами за столом сидит такая прекрасная фьорда?

— Я про это и говорю, — оживился Бруно. — Дульче, к чему вспоминать прошлое, когда речь идет о нашем будущем?

— И все же я хотела бы услышать ответ на свой вопрос. — Моя твердость удивила меня саму. — Бруно, ты ее встречал, неужели не вспомнишь, как ее звали?

— Э-э-э, — замялся он и бросил виноватый взгляд в сторону родителей, еще более уверивший меня в его причастности. — Встречал, но совершенно не помню, как ее звали. Даже не представляю почему.

— Потому что ты ее не встречал, — ответила я, с трудом сдерживая слезы. — Тогда бы ты помнил, что ее звали Дульсинея Кихано.

Фьорда Берлисенсис ахнула и испуганно прикрыла рот рукой в красивой кружевной перчатке. Бруно покраснел так, что по цвету почти сравнялся с вином в папином бокале. Точнее, с его остатками, которые плавно проследовали в рот фьорда Берлисенсиса, так и не растерявшего своей невозмутимости.

— Но как же? — выдавила из себя мама. — Дульсинея Кихано — это же вы?

Дальнейшее нахождение здесь стало невыносимым. Я встала.

— Извините, мне нехорошо. Я, пожалуй, пойду.

— Дульсинея, да это же просто замечательно, — внезапно оживилась мама, — что вы с Брунито поладили. Значит, это судьба! — Она цепко схватила меня за руку, не позволяя отойти от стола ни на шаг. — Садитесь же. Что мы все о какой-то ерунде говорим? Нужно обсуждать вашу помолвку. Диего, дорогой, да достань же, наконец, кольца.

— Дульче, зачем нам помолвка? — Бруно виновато заглядывал мне в лицо, пытаясь поймать взгляд, но я смотреть на него не могла. — Помолвка — это вообще устаревшее понятие, да, Дульче? Давайте сразу в ратушу, еще шести вечера даже нет, она открыта.

— Нет.