Любезный женский голос прощебетал:

– Доброе утро! Вас беспокоят из банка Нордеа. На ваше имя поступил денежный перевод. Мы хотели бы предложить вам хорошие проценты под депозит на любой срок. Вы не могли бы к нам подойти в любое удобное для вас время?

Виктор сначала растерялся, не понимая, в чем дело, но потом подумал, что, скорее всего, это двести латов отпускных перечислили ему с завода. Чему он очень обрадовался.

– Конечно, подойду, сегодня к двум!

– Спасибо, мы будем вас ждать! – проворковали в трубку и отсоединились. Ни о каком депозите не могло быть и речи, дома и так с деньгами уже было напряженно. А вот желание побыстрей их снять возникло сразу.

Ровно в два часа Виктор пересек порог банка, нажал на кнопку с надписью «Денежные операции меньше пяти тысяч латов», и присел в кресло в ожидании, когда на табло загорится его номер.

Оператор долго с удивлением смотрела на монитор компьютера, потом куда-то позвонила. Через минуту в зале появился мужчина в больших очках и пригласил его пройти в отдельный кабинет для особых клиентов.

Там ему принесли кофе и множество разных брошюр о возможности правильного размещения денег.

– Видно, у них из за кризиса совсем дела стали плохи, если даже за таких, как я, хватаются…

Чтобы не затягивать этот вопрос, Виктор напрямик сказал:

– Я хочу сейчас снять все деньги! Мне не до депозитов! Я за деньги в банке! Но чтобы эта банка была закопана у меня в огороде!

Очкарик округлил глаза и стал похож на удивленного карпа.

– Но мы не сможем вам сразу выдать два с половиной миллиона. По закону вы должны предупредить нас за три дня!

Теперь глаза округлились у Виктора:

– Какие миллионы?! Откуда?!

– Вчера мы получили из Москвы перевод на ваше имя и к нему электронное письмо, – и очкарик протянул ему лист:

«Дорогой Виктор! Я всегда тебя считал нормальным мужиком. Но то, что ты поставил свой завод против двух миллионов, меня просто сразило наповал. Мои тут все ржут, что я в спичечный коробок два с половиной лимона слил! Да, для меня это ерунда, а ту игру я буду помнить всегда!»

И подпись – «Твой друг Вовка Перцев».

Двести латов, что пришли с завода, Виктор, конечно, снял, а что делать с остальными – решения пока не принял.

Выйдя из банка, он выглядел растерянным. У самого входа к нему подошла пожилая женщина и сочувственно спросила:

– Что? Эти уроды последнее забрали!? Совсем ты бледный!

Виктор в прострации неопределенно покачал головой, поблагодарил и пошел в соседнее кафе выпить чаю, чтобы прийти в себя.

Перспективы от свалившегося на него богатства казались сказочными. Поразмыслив за стаканчиком кофе (чай здесь отвратителен), что делать дальше, Виктор не стал себя загружать какими-то нереальными проектами и бизнес-планами.

Он отправился в церковь, купил три самые толстые свечи, две посвятил своим любимым святым, а одну поставил Николаю-угоднику, за здравие Вовки Перцева.

Несколько лет его жизнь была удивительно благополучной. Но потом деньги улетучились. А с ними пропали и новые перспективные друзья. Только жена как самое большое богатство оставалась всегда рядом. А он снова встал к станку.

Профессор Никифоров подключил к оформлению документов на выезд Тарири в свободную Латвию всех своих высокопоставленных друзей из Брюсселя. Путем долгой бумажной и научно-исследовательской волокиты было установлено, что отцом Тарири является эмигрант Янис Скуя, гражданин Латвии, бывший солдат войск СС, бежавший после войны от советского правосудия в Южную Америку, где в дебрях Амазонки от любовной тоски вступил в связь с одной из женщин племени «гаррота», у которой и остался в маленьком шалаше из банановых листьев и соломы. В племени он зарекомендовал себя хорошим воином благодаря тому, что в юности ходил в секцию по метанию копья, и его оружие настигало врагов даже на далеком расстоянии.

После одного из боев новые соплеменники избрали его вождем и дали ему новое имя Лабрит, по слову, с которым он обращался к ним, здороваясь, каждое утро. Но жизнь в джунглях не была долгой, и он пал, пронзенный чьей-то стрелой, вспомнив напоследок, как его уводили из дома два рослых солдата на службу чужой стране, с чего все это и началось.

Кровь, взятая у Тарири на анализ ДНК, подтвердила его происхождение. В торжественной обстановке в посольстве Латвии ему был вручен паспорт гражданина этой маленькой страны. Растрогавшись от оказанного ему приема, он даже всплакнул, вспомнив, как он по обычаю доедал хорошо прожаренную печень своего папаши, чтобы быть таким же сильным.

Торжественная встреча в аэропорту «Рига», устроенная бывшими сослуживцами его папаши и их молодыми последователями, непонятные торжественные речи на непонятном языке очень пугали Тарири.

Старики, знавшие его родителя, долго выискивали взглядом знакомые им с молодости черты, а потом один из них, уже почти совсем ослепший от старости, объявил собравшимся: «Вылитый Скуя, просто копия!» и полез обниматься. Вокруг многие прослезились.

Приставленный к нему переводчик сообщил ему о возможном выдвижении его кандидатуры на высокий пост в Брюсселе и то, что все хвалят его папашу. На что он поднимал палец к небесам и уважительно, со слезами на глазах, произносил: «Лабрит», и вокруг все очень радовались и улыбались, говоря между собой, что парень хрен знает откуда, а уже кое-что знает на латышском, и как его это пробирает, не то, что некоторые местные мигранты. Тарири попросили что-нибудь сказать встречающим. Он, волнуясь, повторил заученные фразы на ломаном немецком, которые все так радостно воспринимали в центральной части объединенной Европы: «Животных есть нельзя, это плохо! Животных, как и людей, надо любить, а не кушать и не держать за решеткой, они должны быть на воле и быть свободными! Все животные, как и люди, на Земле братья!»

Старики внимательно прислушивались к давно забытому немецкому языку и понимали из текста только отдельные предложения, из которых у них начинало складываться мнение, что Тарири скрытый коммунист и в своей завуалированной речи пытается пропагандировать идеи Карла Маркса и Фридриха Энгельса.

В толпе недовольно зашумели и даже, наверное, могли бы его побить. К их сожалению, рядом с ними в противовес стояла такая же по численности толпа потомков красных латышских стрелков, которые вначале хотели освистать нового гражданина республики. Их обрадовала речь Тарири и еще раз подтвердила старое изречение, что сын за отца не в ответе. Потомки стрелков долго ему аплодировали, а сослуживцы папаши, расстроенные его речью, молча свернули несколько знамен, убрали приветственный плакат «Латвия для латышей» и пошли на стоянку, где их ждали заказанные по этому случаю автобусы.

Тарири радостно хлопали по спине, пожимали руку и предлагали вступить в какую-то партию, которая объединит всех людей в стране, совали в карманы визитки и просили обязательно позвонить.