Выйдя из-за угла, мистер Дойл окликнул меня по имени и протянул мне бутылку с водой.

– Перерыв окончен! – сказал он. – За работу!

Развернув меня, он указал на камни. Потом снова вернулся к своему фонтанчику. Осушив одним махом полбутылки, я начала выкладывать камни. Какое-то время мы работали бок о бок. Я чувствовала запах нашего пота в воздухе. Лучше бы я никогда на это не соглашалась. Я оглянулась на занавеску, висевшую за раздвижной стеклянной дверью, но за ней ничего больше не двигалось. Наверное, от жары меня подвели глаза. И никаких призраков вообще не существует.

Когда мы наконец закончили, он полез в карман за деньгами и, выудив их, собрался подать мне. Я потянулась за ними, но он меня остановил.

– Сначала обнимашки, – сказал он.

Он был потный, и от него воняло. У меня не было желания его обнимать. Но я хотела получить деньги, и у меня возникло такое чувство, будто я должна его обнять, чтобы их получить. Я не могла определить, сколько денег у него в руке, но выглядело это как целая куча. Я шагнула к нему и позволила себя обнять. Это же одинокий человек, потерявший мать. Ну и что с того, что от него чертовски воняет? Объятия продлятся секунду, а потом я смогу пойти домой и принять душ.

Он отстранился и посмотрел на меня, а затем придвинул свое лицо ближе, и, не успела я понять, что происходит, его рот накрыл мой. Своими губами он раздвинул мои и засунул свой язык мне в рот. Я попыталась вырваться, но он удержал меня на месте. Мистер Дойл был удивительно сильным, когда хотел. Это ему следовало таскать камни.

Он перестал меня целовать, и я посмотрела в сторону дома Зелл, отчаянно желая вернуться туда. Но он не пускал меня, удерживая за руки. Мой мозг лихорадочно работал, в голове металась уйма мыслей о том, насколько сделанное им грубо и ужасно. Я ожидала, что он извинится. Но он лишь сказал:

– Никогда никому не говори о том, что я сделал.

Ему не стоило об этом беспокоиться. Я бы никогда никому не сказала. Это было слишком ужасно, чтобы говорить вслух. Тогда он протянул мне деньги и отпустил. Я убежала от него так быстро, как только могла, все еще чувствуя, как его толстый язык елозит у меня во рту; я сомневалась, смогу ли когда-нибудь навсегда убежать от того, что только что произошло.

Зелл сидела со своим журналом на подъездной дорожке, но вместо чтения предпочла просто смотрела на дом Джеймса Дойла. Она мельком видела, как Кейли ходит взад-вперед, таская камни, и время от времени девочка, как и обещала, высовывала голову из-за угла и махала – с каждым разом со все меньшим энтузиазмом. Было адски жарко. Зелл решила, что ей нужно побрызгаться водой, и метнулась в дом за баллончиком.

Она как раз выходила из дома с водой, когда увидела, как к ней направляется Дебра, точно складывается из волн зноя, как мираж. Зелл почти повернулась, чтобы спрятаться в доме, но Дебра уже заметила ее. Она выглядела все так же потрясающе, как и в день своего ухода. Зелл растянула губы в подобии улыбки и качнула баллончиком в сторону Дебры.

– Привет, – сказала она по-соседски. – Я не знала, что ты вернулась.

Это была ложь. Она знала все, что происходило в доме Ланса. (За последние десять месяцев она начала думать о нем как о доме Ланса, а не Дебры.) Она видела, как каких-то несколько дней назад подъехала машина Дебры, наблюдала из окна кухни, как Дебра как ни в чем не бывало открыла дверь дома. Зелл еще подумала про себя: Ну нет, так не годится!

Она остановилась на лестнице и позволила Дебре подойти, ее сердце бешено колотилось, стуча в грудную клетку тем сильнее, чем ближе подходила Дебра. Она попыталась прикинуть, что та сейчас сделает. Закричит? Будет все отрицать? Извинится? Станет угрожать? Она так давно с ней не разговаривала. Во время последней встречи было сказано не так уж много. Теперь разговор был так же неизбежен, как и конец лета, отъезд Кейли и все остальное, чего она боялась.

– На улице взаправду жарко, – сказала Зелл из-за необходимости что-то сказать. Но она знала, что Дебра пришла не для того, чтобы обсуждать погоду.

– Да, – неуверенно ответила соседка.

– Там, где ты жила, тоже жарко?

Зелл пожалела о своем вопросе, едва он сорвался с ее губ. Дебра могла решить, что она пытается выяснить, куда она уезжала, хотя на самом деле не имело значения, где она провела столько времени. Важно было лишь то, что она сбежала от своей семьи, от своего дома, от своих обязанностей. Хорошая мать так не поступает. Зелл попыталась найти утешение в разнице между ними. Что бы она ни делала, она никогда не бросала тех, кого, по ее словам, любила.

Однако она подумала о Тае, о том, как избегала его с тех пор, как открылась правда, как стыдилась его поступков. Но тут было нечто большее, это был и ее позор. Она слишком стыдилась, чтобы обратиться за лечением своей травмы, слишком стыдилась, чтобы признаться в произошедшем.

– Я просто хотела… кое-что прояснить, – сказала Дебра. – Убедиться, что нам нечего сказать друг другу… после того, что случилось.

– Конечно, нет. Все нормально, – поспешила успокоить ее Зелл. – Это твое дело.

– Ну, ты вроде как сделала это своим делом. – Голос Дебры был тихим и ровным.

– Мне очень жаль, – выдавила Зелл. – Правда, жаль.

– Да, хорошо, но еще мне нужно знать, что ты рассказала о случившемся. Лансу или кому-то еще, кто мог бы проговориться Лансу.

Зелл отвела взгляд.

– Я никому ничего не говорила, – тихо ответила она.

– Хорошо. – Дебра кивнула сама себе. – Это хорошо. – Она посмотрела на собственный задний двор, прямо на то самое место, где это произошло. – Мы собираемся поработать над нашим браком… начать с чистого листа.

– Ты переедешь обратно?

– Ну, не сразу, конечно. Но со временем, я думаю, это произойдет.

– Значит, ты не расскажешь ему о случившемся? – Зелл не смогла скрыть недоверия в голосе.

Сглотнув, Дебра посмотрела на свой дом.

– Все в прошлом. Теперь в этом нет необходимости.

– Просто я думаю, что секреты могут быть вредны. Они могут пожирать нас, разрушать основу…

Лицо Дебры изменилось, и она подняла руку.

– Не тебе ведь читать мне нотацию насчет секретов, так?

Внимание Зелл привлекло какое-то движение у дома Брайсонов, и, посмотрев туда, она увидела Алека, который стоял на боковом крыльце и с любопытством наблюдал за ними. Она будет скучать по детям. Она чувствовала, что, вернувшись, Дебра сделает все возможное, чтобы их к ней не пускать. Она не винила ее за это.

Алек помахал ей рукой и крикнул:

– Мисс Зелл, мы идем к бассейну всей семьей!

Обе женщины услышали это последнее слово – и ударение на слове семья.

– Думаю, мне пора, меня зовут, – сказала Дебра, делая шаг назад к своему дому. – Я рада, что ты не сделаешь ничего такого, что может навредить нашей семье. – Она тоже с нажимом подчеркнула слово семья. Она помахала Алеку. – Иду, милый!