Брайт встретилась с ней взглядом.

– Знаю, – сказала она. – Ты хороший человек.

Дженси улыбнулась.

– И ты тоже.

Брайт закатила глаза.

– Вот тут я бы засомневалась.

– Ты что, шутишь? – ахнула Дженси. – Ты лучше всех, кого я знаю.

– Ну, ты не все знаешь, – ответила Брайт.

Дженси чувствовала, что годы и расстояние между ними, наконец, начинают исчезать. Она не имела права знать секреты Брайт. И все же, сидя рядом с ней и разговаривая, как в старые добрые времена, они могли каким-то образом вернуться в то время, когда она имела такое право.

Ее взгляд метнулся к Лансу и Дебре, которые вежливо болтали. Ей хотелось, чтобы Ланс ушел или чтобы Дебра разозлилась и ушла. Ей хотелось, чтобы Ланс стремительно подошел к ней и заключил в объятия, поцеловал, как вернувшийся с войны солдат. И все же Дженси понимала: есть вещи, в которые так хочется верить, и те, что есть на самом деле. Сейчас она усваивала урок: обычно между первым и вторым большая разница.

Ланс старался сохранять дистанцию, держать Дебру на расстоянии, спрашивая себя, как, черт возьми, такое могло произойти?! День-то начинался в точности так же, как многие до него тем летом. После полудня он выпил несколько кружек пива и почувствовал приятное опьянение, какое обычно испытывал, когда убивал часы за болтовней и выпивкой. В то лето у них сложилось нечто вроде клуба, родителей объединило спасение мальчика, сплотила череда долгих солнечных дней за разговорами и попытками разобраться, как это случилось. Они болтали о самом разном: о последних местных сплетнях, о погоде, о новостях, о проказах и шалостях детей.

Иногда Зелл подбрасывала затравку, как она это называла, какой-нибудь дурацкий вопрос или цитату, которые приводили к более серьезным беседам. Иногда они даже делились историями из своей жизни, но никогда теми, которые действительно имели значение. Он, например, никогда не говорил о том, что (пусть он и не знает, когда это случится) у него такое ощущение, что Дебра возвращается, – так иногда чувствуешь надвигающуюся бурю, растущее осознание того, что что-то в воздухе меняется, набирая силу, пока несется вперед.

После того как Дебра с чуть смущенным видом ушла, он не спеша собрал свои вещи, чтобы тоже уйти, поглядывая на Дженси, которая, сидя на бортике бассейна, болтала с Брайт, на ум ему приходила тысяча вещей, которые надо ей сказать, но он их отбрасывал. Он ограничился поцелуем в лоб и обещанием позвонить попозже. Она кивнула и почти ничего не сказала в ответ. В конце концов, он медленно пошел прочь, чувствуя, что больше сюда не вернется, хотя бассейн будет открыт еще несколько недель. С отсутствием Зелл и появлением Дебры у него возникло ощущение, что, хотя лето еще длится, что-то заканчивается.

Вернувшись домой, он увидел, как Дебра ждет его за кухонным столом с покаянным видом.

– Мама! – закричал Алек, проталкиваясь вперед, чтобы поскорей добраться до нее, бросаясь в ее объятия, как будто он не совсем верил, что она дома, как обещала. Дебра, к ее чести, умудрилась выглядеть пристыженной приветствием сына, а не ликующей или, что еще хуже, выжидающей.

Лайла, благословит ее Бог, осталась рядом с Лансом, стояла, как и он, скрестив руки на груди, впитывая происходившее. Он искоса взглянул на дочь, пытаясь предугадать ее следующий шаг. Она поднимет крик? Заплачет? Поддастся инстинкту потянуться к матери? Он плохо знал Лайлу, когда Дебра ушла. Теперь он знал ее гораздо лучше. И все же он не мог предугадать, о чем думает его дочь, увидев мать дома после десятимесячного отсутствия. Он не мог сказать Лайле, как реагировать, так же, как не мог сказать себе. Его жена дома: это хорошая новость. Его жена дома: это ужасная новость.

– У нас планы на вечер, – внезапно сказала Лайла, поворачиваясь к нему, потом она посмотрела на Дебру. – Мы идем на фестиваль уличной еды, – объяснила она. – С Дженси, Пилар и Зарой.

Он положил руку на голову Лайлы.

– Мы можем пойти в другой раз, – сказал он, удивляясь собственным словам, тому, как легко он смог нарушить планы с Дженси, столкнувшись с очень даже реальным присутствием Дебры. Очень долго ее возвращение было фантазией, разыгравшейся в его голове на тысячу разных ладов. В последнее время он старался вообще о ней не думать. Вместо этого он сосредоточивался на Дженси, на том, как собирались морщинки в уголках ее глаз, когда она улыбалась, на бликах в ее волосах, которые становились ярче с каждым днем на солнце, на ее запахе, на том, какой она была на ощупь, на вкус. Они старательно избегали слова любовь, и это казалось мудрым решением. У него были обязательства, выходившие за рамки его чувств.

– Ты же обещал, что мы поедем! – крикнула Лайла, прерывая бег его мыслей. Из глаз у нее брызнули злые слезы. – Ты отказываешься от своего обещания?

Повернувшись на каблуках, она бросилась прочь, оставив его, Дебру и Алека моргать друг другу, как незнакомые люди.

– У нее шок, – предложил он Дебре оправдание за поведение Лайлы, хотя и не был ничем обязан жене.

– Понимаю, – откликнулась Дебра. – И я это заслужила. – Она опустила Алека на пол. – Почему бы тебе не снять свой гидрокостюм, пока мы с папой говорим? – сказала она сыну, возвращаясь к роли матери так легко, как будто никуда не уезжала.

Ланс наблюдал, как его сын послушно потрусил в свою комнату, радуясь, что хотя бы один из детей не пребывает в полной растерянности.

– Итак, – начал он, – ты вернулась? – Глупый вопрос.

Дебра кивнула.

– Я решила, что едва ли будет легче, если позвоню заранее. – Она слабо рассмеялась. – Я думала, что ты замки поменял.

Он покачал головой.

– Я не стал бы запирать от тебя твой собственный дом.

– Правда? Мой дом? – Он услышал в ее голосе нотку надежды и пожалел о своем выборе слов.

Ланс пожал плечами, постарался изобразить деловой тон:

– По крайней мере, юридически. Я имею в виду, что никаких документов мы не подписывали. Твои вещи все еще здесь. Твоя почта приходит сюда.

Он указал на коробку, стоявшую на полу, в которую он обычно бросал все, что было адресовано жене. Коробка оказалась почти забита журналами, каталогами, различными прошениями о благотворительности, там же лежало нескольких личных писем. Он хотел встать и показать их ей, но она протянула руку и остановила его.

– Не волнуют меня юридические тонкости. Я хочу знать о нас. – Она убрала руку с его локтя, положила себе на колени. – Мне очень жаль. Я слишком многого хочу, но не имею на это прав. Я понимаю.

– Просто странно видеть тебя снова.

Она кивнула, обдумывая его слова.

– Не стоит тебе менять планы на вечер. Похоже, они много значат для Лайлы.

– Это ее подруги, – объяснил он, хотя никакого объяснения не требовалось. – Они переехали в поселок этим летом… Мы много времени проводим вместе.