Столько незнакомых новых лиц, откуда они все, удивилась я. На скорую руку носилки сделали из молодых деревцев незнакомые парни. На них положили тело Иван Ваныча, закрыв сверху плащом. Мужчины рывком подняли носилки на плечи, и пошли к деревне.

– Алексей проводи Елену до дому, да сдай на руки Любаве. А мы тут еще задержимся, приберем, – скомандовал Питирим.

Алексеем оказался парень, который выдернул меня из лаза под избушкой, и затем запихнувший меня в щель, под дерево. Было видно, что ему тоже хочется остаться с остальными и не нянчиться со мной. Да и я могла бы дойти сама, мне и хотелось побыть одной немного. Но спорить с Питиримом мы не посмели. После сумасшедшей ночи я еле двигала ногами, казалось, все силы покинули меня. Алексей, – если я замедлялась, бесцеремонно хватал и тащил меня за руку. Как только мы подошли к деревне, я увидела Любаву в толпе женщин. Она плача кинулась ко мне, и тут же обняла крепко, ощупывая меня, не раненая ли я. Алексей тут же ушел, с явным облегчением от выполненной работы. А мы в обнимку с Любавой пошли домой, я первый раз видела ее плачущей, и тоже заплакал, вдруг осознав, что у меня теперь есть только она из родных мне людей. Во дворе я остановилась, виновато глянула на Любаву.

– Любава, я пойду, смою грязь и пепел. В дом нести такой груз я не хочу, – сказала я.

Она поняла и молча кивнула, и осталась дожидаться меня во дворе. От моей одежды несло гарью и смертью. Я сняла все вещи с себя и затолкала в печь. У печи всегда были заготовлены пучками сухие веточки для розжига. Я подожгла печь и подбросила дров, пламя полыхнуло ярко, снова напомнив мне страшную ночь. Встала под душ, смывая с себя, грязь копоть, и ночной страх, снова и снова намыливая себя. Мне казалось запах гари так и будет во мне вечно, я откашлялась, выплевывая черноту. Я еле держалась на ногах, замотала волосы полотенцем, накинула халат и пошла в дом. Любава ждала меня, она снова обняла меня и проводила до моей комнаты. Дождалась пока я лягу, и какое то время сидела рядом, держа меня за руку и ласково поглаживая по голове. Мне стало спокойно и уютно от ее ласки, – я уснула.

Я спала и вдруг почувствовала на себе взгляд, открыла глаза, темно, почему то, уже ведь должно быть утро. Надо мной склонился Иван Ваныч, он изменился. Плечи расправлены, лицо спокойное и даже красивое.

– Елена не грусти, – я пришел проститься с тобой, и не вини себя, я все знал, что будут со мной. На мне много грехов было,– да все простилось, за мой выбор. Я ухожу навсегда, но за тобой присматривать буду. Я, так к тебе привязался, и ты мне помогла. С тобой я изменился и получил прощение за все что делал. Он улыбнулся приобнял меня и, растаяв облачком, – ушел вверх.

Я проснулась, теперь уже окончательно. Значит, это был сон, грустно поняла я и стала торопливо одеваться. Вечерело, и за окном снова было серо. Любава, внизу – куда – то, собиралась, она стояла уже одетая у двери, когда я спустилась вниз.

Увидев меня, спросила, – Ты как?

–– Хорошо, Любава я Ивана Ваныча видела во сне. Он проститься приходил, он ушел в свет.

Любава вздохнула.– Его хоронить скоро будут. – Ты пойдешь со мной, – обратилась она ко мне.

– Да сейчас оденусь и с тобой, подожди меня немного пожалуста.

Мы пошли к дому Иван Ваныча. Небольшое кладбище у деревеньки было неподалеку. Но там хоронили только прах. А тело вечером в день смерти сжигали на погребальном костре. Тоже традиция для детей ночи. У дома Иван Ваныча, собрались все жители.

Ко мне подошла Олька и обняла. – Все хорошо, не переживай за меня. Шепнула она мне. Я знаю, ты волновалась, но я только напугалась немного.

Потом мы все вышли на берег реки. Там стоял большой сруб набитый дровами, – а наверху лежало тело – плотно завернутое в саван. Мы женщины стали все полукругом, а мужчины взяли приготовленные факелы. Они поджигали их от небольшого костерка. И с горящими факелами стали обходить погребальный сруб по кругу.

Женщины тихо запели. Ушел в мире. Ушел в мире ты под светлую луну. Не печалься – не печалься – все грехи ушли с тебя. Огонь чистит – Огонь чистит, и грехи твои сгорят. В новом свете – в новом свете начинаешь жить опять.

Мужчины подожгли сруб со всех сторон и присоединились к нам. Вдруг рядом, защелкали, – запели птицы.

Хороший знак,– зашептали в толпе. – Душа с птицами в свет ушла.

Когда сруб прогорел и осыпался, мы пошли к дому Иван Ваныча на поминки. Из большой комнаты вынесли все лишнее и поставили столы, чтоб смогли сесть все разом. Во главе стола сел наш лидер, – ведьмак Питирим, рядом с ним Домовой. Домовой Иван Ваныча был очень необщительным, и хоть я видела его часто, – имени его не знала. При встрече я с ним здоровалась, – а он лишь изредка кивал головой. Ну – у нечисти тоже разные характеры. Когда все сели за стол, Питирим встал и произнес.

– Нас сегодня всех за одним столом собрала общая беда. Змей Горыныч мог уничтожить всех нас. – Но мы победили, хоть, и очень, дорогой ценой, потеряли товарища. Без него, скорее всего итог, был бы другим и погибших больше. Он знал что погибнет, – если пойдет, и не колебался. – Да пребудет его душа в свете. И еще, – добавил Питирим. Иван Ваныч оставил завещание и сделал каждому жителю подарок на долгую память о нем.

Поминки были недолгие. Жители деревеньки все были вымотаны последними событиями. Домовой каждому на выходе вручал, что то из вещей Ивана Ваныча. Мы, – это несколько ведьмочек , Питирим , кузнец Михей и Алексей , Любава и я, – задержались. Я с ведьмами помогала убирать со стола. Потом я стала мыть посуду, а Любава встала рядом, протирать ее. Ведьмы быстро убирали в комнатах, помыли везде, а мужчины расставили столы и стулья по местам. Ведьмы сразу убежали, – а мы с Любавой еще расставляли посуду. Когда и мы пошли на выход. Домовой вручил Любаве очень красивую вазу для цветов.

Любава заплакала, – Надо же он знал, что она мне нравиться и не забыл об этом.

А мне Домовой поклонился и сказал. Иван Ваныч, –