Я кивнула и пошла в указанном направлении. Сидевшая вкрохотном предбанничке дама лет пятидесяти, старательно пытавшаяся казатьсятридцатилетней, протянула мне пакет. Я пошла вниз, но по дороге засунула носвнутрь полиэтиленового мешка. Ничего особенного, пустые пластмассовые баночки сэтикетками «Маркус». Дневной крем от морщин, маска для сухой кожи и питательноемолочко. Я покачала головой. А Орест Львович-то – жуткий лгунишка. Мне онсообщил, будто пустую тару поставляет муж Регины, а на самом деле ее дает ЯковФедорович! Нет бы мне сразу догадаться, что у такой противной бабы и мужа-тоникакого, должно быть, нет.

В Крылатское я примчалась к трем. Дом Любы высился огромнымбетонным прямоугольником напротив четырех толстых труб, из которых валилразноцветный дым. Дивное местечко, экологически чистое и тихое, учитывая, что вдвух шагах шумит многоголосая толкучка. Я въехала в арку, с трудомприпарковалась между двумя разбитыми «Жигулями», вошла в подъезд, поднялась насемнадцатый этаж и остановилась возле двери, утыканной звонками. Очевидно,жильцы отгородились от посторонних дополнительной дверью.

Я старательно нажимала и нажимала на кнопочку, нобезрезультатно. Впрочем, может, Люба на работе? В полной растерянности я селана подоконник и закурила, но тут дверь приоткрылась, и высунулась женщина сболезненно-бледным лицом.

– Простите, – тихо осведомилась она, – это вы сейчас к Любезвонили.

– Да, – обрадовалась я тому, что кто-то откликнулся, – вы еесестра?

– Нет, соседка, – ответила тетка, – Валя Колоскова. У нас вквартире слышно, когда к Любе звонят. У меня муж очень болен, только-толькоуснул, а тут вы…

– Бога ради, простите, не знала, что здесь такая слышимость,и совершенно не желала причинить вашему супругу неудобство, – вежливо ответилая.

– Оно понятно, – вздохнула Валя.

Внезапно меня будто током ударило: Валя Колоскова! Именноэти имя и фамилию упоминала Люба, крича на Олега Игоревича: «Почему ВалькеКолосковой тысячу долларов дали, а мне пятьсот?»

Что ж, удача сама плывет ко мне в руки, грех невоспользоваться, главное, найти подход к этой бабе. Похоже, она не злая и нехулиганка, как Ракитина. Вон какое у нее простое усталое лицо, да и в глазахнет никакой стервозности. Кажется, Валя из тех людей, которые постоянножалуются на жизнь. Уголки ее рта загибаются вниз, на лбу виднеются довольноглубокие поперечные морщины. Такие появляются, когда человек, подняв брови,начинает причитать:

– Господи, ну за что мне такая жизнь?!

– Значит, вы соседка Любы?

– Да.

– Не подскажете, где она?

Колоскова секундочку помолчала:

– Вы ей кто?

– Родственница, очень, очень дальняя, можно сказать, одинраз за всю жизнь и встречались, – принялась я сочинять, – моя бабушка быласестрой двоюродного брата второй жены первого мужа Любиной матери, понятно?

Валя обалдело кивнула:

– Ну, в общем, да…

– В Москве проездом, – бодро неслась я дальше, – только надва денечка, вот и решила, чего деньги за гостиницу отдавать, а? К Любеподъеду, уж не выгонит небось. Лучше я ей заплачу за постой.

– И сколько дать хотели? – неожиданно оживилась Валя.

– Десять долларов.

– Можете у меня остановиться, – вздохнула Валя. – Вещи-товаши где?

– В камере хранения. Только лучше у Любы, можно у васпосидеть, ее подождать?

– Проходите, – протянула Колоскова и посторонилась.

В нос ударила смесь разных запахов: лекарств, только чтовыстиранного белья и кипящего супа, похоже, куриного. Мы прошли в довольнопросторную кухню.

– Я не помешаю вашему больному мужу?

– У нас три комнаты, – пояснила Валя, – Слава в одной, я вдругой, третья свободная, могу туда пустить за десять долларов, могу и чаемнапоить за отдельную плату. Вы езжайте за вещами, не тратьте время зря, непридет Люба.

– Неужто отдыхать уехала?

– Убили ее.

– Убили?!!

– Уж извините, коли испугала, – развела руками Валя, – новсе равно бы узнали.

– Как это? – бестолково забормотала я. – Кто? Почему?

– Вчера поздно вечером, в арке, – ответила Валя. – Люба –полуночница. Сколько раз я ее предупреждала: осторожней надо быть, нечего втемноте шастать, но она смеялась надо мной, обзывала глупой гусыней. И чтополучилось? Сегодня рано утром мусорщики за бачками приехали и нашли ее. Лежитв проходе, уже окоченела. Цепочку с шеи сорвали, сережки из ушей выдернули,сумочку отняли. За копейки убили. Ударили железной трубой по голове, проломиличереп.

Она зябко поежилась. Несколько минут я молча переваривалаинформацию, потом сообразила, как действовать.

– Почему вы решили, что за копейки? Вдруг у нее с собой былаприличная сумма?

– Откуда? – грустно ответила Валя. – Люба все времянуждалась, без конца бегала деньги одалживать. Она не работала, на биржестояла. Первое время нормальное пособие платили, а потом оно уменьшаться сталос каждым месяцем, пока в копейки не превратилось!

Я поглядела в бледное, изможденное лицо Вали и вкрадчивосказала:

– Нет, у нее было с собой пятьсот долларов.

– Откуда бы вам это знать? – отшатнулась Колоскова. – Убедной Любы отродясь подобных деньжищ не было.

Я погрозила ей пальцем:

– Ох, Валечка, неправду говорите. Олег Игоревич, ну тотмилый доктор из роддома имени Олеко Дундича, платил Любочке большие денежки. Новы все равно получали больше. Насколько знаю, вам дали тысячу долларов. Такаяприятная цифра – единичка и три нолика.

Пару секунд Валя смотрела на меня не мигая, потом, резкопокраснев, всхлипнула и тихо-тихо сползла по стене на пол.

Я подошла к мойке, набрала пригоршню воды и побрызгалахозяйке в лицо. Та раскрыла маленькие, какие-то застиранные глаза и сказала:

– Вы не Любина родственница…

– Нет.

– И не станете снимать за десять долларов комнату?

Я раскрыла кошелек и положила на стол зеленую купюру.

– Что это? – пробормотала Валя, с трудом поднимаясь на ноги.