Войдя в хижину, он заметил, что Амрита выглядит заметно посвежевшей. Она сидела на циновке и расчесывала волосы. Даже боль и страдания, запрятанные глубоко внутри, словно бы придавали ей особое очарование.

Девар растянулся у входа.

— Жрец дал мне мазь и велел натирать тело для защиты от насекомых, — бодро произнесла Амрита.

Девар покосился на нее. Он был готов признать, что для человека, никогда не бывавшего в джунглях, она вела себя очень мужественно.

— Тебе нравилось служить в храме? — спросил он. — Я ничего не понимаю в ритуалах, но мне пришлись по душе твои танцы. Мне кажется, в этом и заключается смысл твоей жизни.

— Да. Мне нравилось в храме. Правда, в последнее время я чувствовала себя одинокой. И только в танце могла почувствовать, для чего я живу. Не считая, конечно, дочери.

Девар, который всегда был одинок, промолчал. Он вспомнил, как, услышав правду о себе и своем отце, отгородился от односельчан, от своей приемной семьи. Перестал их понимать и думал, что они тоже не понимают его. Как можно всю жизнь сидеть на одном месте, ковыряться в земле, падать в ноги любому чужестранцу или человеку, облеченному властью?

Девар с трудом отогнал навязчивые мысли и хотел закрыть глаза, но вдруг вспомнил то важное, что собирался сказать Амрите.

— Послушай, — нерешительно начал он, — обещай, что если нас постигнет неудача и ты вновь попадешь в руки сына раджи, то не станешь плохо вспоминать обо мне.

Девар ожидал, что молодая женщина презрительно усмехнется или скажет что-нибудь резкое, но она тихо промолвила:

— Обещаю.

Едва Амрита провалилась в сон, как Девар резко тряхнул ее за плечо.

— Вставай! Я слышал шум. Похоже, за нами пришли.

Амрита ничего не слышала. Она потянулась, чувствуя, как одеревенело тело и ноет каждая косточка, каждая мышца, будто ей довелось протанцевать десять часов кряду!

Девар зажег лампу. Молодая женщина поднялась, на ходу одергивая одежду и поправляя волосы. Сей же миг хлипкая дверь распахнулась, в хижину ворвалась ночная прохлада и — целая толпа мужчин с обнаженными саблями. Это были слуги принца. Позади них стоял трясущийся от страха жрец.

Сын раджи шагнул вперед. Его ноздри расширились, оттопыренная губа вздрагивала. Девар заметил, что на принце порванная и мокрая одежда. Должно быть, они сразу бросились в погоню и, как и беглецы, не останавливались всю ночь.

Он не думал, что девадаси столь желанна для повелителя. Или в нем говорит уязвленная гордость?

— Собака! Ты заслужил смерть!

Девар толкнул Амриту, так что она оказалась у него за спиной, и вытащил саблю. Жаль, что он не успел спросить, согласна ли она променять плен на смерть. В этом случае все решилось бы просто. Впрочем, если у нее есть дочь, она должна жить.

— Не возражаю, пусть собака сразится с шакалом.

Принц сделал знак своим людям. Те ринулись вперед, но в этот миг Девар схватил лампу и запустил в сына раджи. Масло растеклось, ткань вспыхнула. Принц закричал. Слуги бросились сбивать пламя, а Девар попытался прорваться к выходу, но силы были неравными. Его ранили, потом схватили, оглушили и крепко связали.

Амрита затрепыхалась в чужих руках, а после замерла под гневным взором принца Арджуна. Он замахнулся, но сдержался и не ударил.

Потом отрывисто приказал:

— Стеречь. Не бить, не то испортите красоту. Эту падаль, — он кивнул на Девара, — бросьте во дворе. К завтрашнему утру я придумаю для него достойное наказание.

Остаток ночи Амрита провела без сна. Ее душу отравляла горечь. Опустошенная и подавленная, она не находила ни одной утешительной мысли. Молодая женщина поняла, что Девар был ее единственной надеждой на спасение. Теперь она осталась совсем одна.

Утром Амрита обнаружила, что судьба немного смягчила удар. Выйдя из хижины, она увидела дрожащего от страха слугу, который в трясущихся руках сжимал окровавленные веревки. Пленник исчез.

— Я всю ночь был здесь, почти никуда не отлучался! — пробормотал несчастный в ответ на уничтожающий взор повелителя.

— Почти?!

Принц хлестнул незадачливого слугу плеткой, потом несколько раз пнул ногой.

— Что ж, — сказал он, — будем надеяться, что этот нечестивец подохнет в джунглях.

Когда Амрита увидела дорогу, ведущую к главным воротам дворца, она была потрясена до глубины души. Ровное, твердое темно-желтое полотно протянулось далеко вперед и было таким широким, что на нем смогла бы свободно выстроиться шеренга из полусотни слонов! А сами ворота казались столь огромными, что в них было страшно входить.

Однако дворец раджи поразил ее еще больше; песочного цвета, с темно-сиреневыми куполами, он казался покрытым тончайшим кружевом из камня. Амрита никогда не видела ничего столь грандиозного, потрясающего роскошью, давящего своим превосходством на то, что дает человеку духовная жизнь. Молодая женщина почувствовала, что ей никогда не выбраться из этих пугающих своим величием стен.

Амриту провели по вымощенной мраморными плитами аллее, тянувшейся вдоль двух рядов высоко бьющих фонтанов. Водяная пыль искрилась в солнечном свете, и казалось, что в воздухе рассыпаются миллионы мельчайших алмазов.

Она не запомнила путешествия по многочисленным комнатам, отделанным красным деревом, покрытым цветной мозаикой, увешанным коврами и украшенным десятками выпуклых зеркал. Молодая женщина чувствовала себя как во сне, словно перед ее глазами одно за другим представали видения из другого, высшего, мира, недоступного фантазиям простых смертных.

Амриту привели в небольшую комнату с узким, забранным изящной решеткой окном. Помещение было обставлено изысканно и роскошно: украшенные слоновой костью сиденья, кровать на ножках в виде звериных лап, обитый шелком диванчик с гнутыми подлокотниками и полукруглой спинкой. Здесь ей предстояло жить.

Молодая женщина обратила внимание на разложенную на кровати новую одежду, яркую и благоухающую. Она увидела набор бритвенных лезвий и пинцетов для удаления волос, шкатулку из слоновой кости с благовониями, палочки для чистки зубов, приспособления для нанесения цветных рисунков на кожу, сундучки из сандалового дерева с драгоценностями и цветочными гирляндами.

Храм Шивы был богат, и все его действа обставлялись с должной роскошью, но девадаси и многие из храмовых служителей жили сравнительно скромно, ибо почитали бога, который выбрал поприще аскета.

У Амриты закружилась голова, и она села. В это время в комнату вошла молоденькая служанка и, низко поклонившись, сказала:

— Меня зовут Рати, госпожа.

— Меня — Амрита. И я тебе не госпожа. Я всего лишь пленница, силой привезенная во дворец.

Девушка опустила глаза.

— Не говорите так, иначе меня накажут. Я обязана вам прислуживать. Проводить вас в купальню?