– Я тебе персональную медаль закажу, «За помощь ФСБ» называется, – пообещал Новокаин. Черный, видимо представив себе, как он будет выглядеть с такой медалью, пожелал Новокаину типун на язык.

– И что нам с этого будет? – спросил более прагматичный Аллигатор. – За исключением дружеского рукопожатия лично от вас, товарищ майор, и «Почетной грамоты» от вашего высокого начальства.

– Снаряжение со складов воинской части сойдет за вознаграждение? – спросил Новокаин.

Сталкеры переглянулись. Черный, ухмыляясь в тридцать два зуба, ответил:

– Меня это устроит. За других ничего не скажу. А в остальном, раз Новокаин за тебя, Чекист, говорит, значит – пойти с тобой можно.

Музыкант, доселе тихо сидевший и задумчиво смаковавший пиво, решительно покачал головой.

– Я не пойду. Не в огорчение, ребята, но я больше в те края ни ногой.

– Тогда запишите меня, – усмехнулся Аллигатор. – Я бы не отказался от пары новых финтифлюшек в снаряжении, а все, что у барыги есть – очень уж дорого.

– Я тоже пойду, – кивнул Новокаин.

– Итого, четыре человека, – подвел итог Гордин.

– Когда пойдем? – спросил Черный.

– Завтра. А сегодня надо забрать то снаряжение, которое понадобится. Так что собирайтесь, парни, и, кстати не забудьте одеться так, чтобы вас потом не опознали. Вам здесь, если что, еще жить и работать. Все, жду всех здесь.

Сталкеры ушли. Гордин вытащил телефон и принялся вызванивать Марченко, чтобы договориться о допуске на склад. Он заранее предвкушал хотя бы в воображении увидеть кислую морду полковника, который будет вынужден запустить в свою вотчину тех, от кого ему, вообще-то, полагается охранять Зону.

Дела темные, ночные

По ночам То лик не работал. Соответственно и доступа в коттедж не было ни у кого, кроме охранников. Особо ретивых сталкеров, спешивших побыстрее сбыть хабар, могли разве что оставить до утра в небольшой будке, в углу двора. Потом, если что, их принимали в первую очередь. Хотя настолько нетерпеливыми были только приезжие – свои уже давно привыкли к расписанию работы перекупщика.

Порядок этот был заведен не с самого начала. Раньше у Толика была жена, и она тоже участвовала в приеме товара. Потом они разругались. Жена висела над душой у Толика, ноя о том, что пора завязывать с этим ненадежным бизнесом и валить в края, более приспособленные к нормальной жизни. Ситуацию усугубляло и то, что тогда Ленинский находился на положении не то тюрьмы, не то больницы, вход и выход из поселка сами по себе представляли полосу препятствий. Не говоря уже о комендантском часе и сложнейшей системе пропусков. Выдерживать такое испытание, да еще весьма затяжное, оказалось не по силам супруге Толика, и она выдвинула ультиматум: либо они уезжают вместе, либо она уезжает одна. Толик же был не из тех людей, которых можно напугать ультиматумом. Как правило, если дело доходило до необходимости делать выбор, навязанный кем-то, он выбирал тот вариант, который противоположной стороной предусматривался, как негативный. Делал он это, не раздумывая, чисто из природной вредности.

В общем, после короткого бракоразводного процесса супруга навсегда покинула Толика и поселок. И посетовала только на то, что они так и не успели завести детей. Дескать, тогда все получилось бы как у людей. Толик промолчал, хотя тут был на все сто процентов согласен с женой. Каким бы он ни был упрямым и насколько бы ни был скверным его характер, ребенком он рисковать не стал бы.

Жена уехала. Толик продал свой старый дом и за сущие копейки купил коттедж самого богатого некогда бизнесмена в Ленинском, сбежавшего после аварии в Киев. В этом доме он занял для жилья одну комнату и разгородил на кухне место, достаточное для того, чтобы худо-бедно готовить. В остальных комнатах коттеджа разместился склад снаряжения, медикаментов и разного хитрого провианта, словом всего того, что не так просто добыть простому смертному. Чуть позже Толик еще освободил место под пару-тройку коек, на которых стали посменно ночевать его телохранители.

То, что барыга нанял для себя вышибал, вызывало смешки и шуточки. Дескать играет мужик в местного дона Корлеоне. Как будто бы мало ему и так авторитета!

Появление телохранителей вызвало вопросы и у военных. Опять-таки, это было уже не самое раннее время после аварии, но и желание всецело держать территорию под контролем еще не полностью атрофировалось у людей в форме. Пришлось отмазываться деньгами. Поразительное свойство небольших прямоугольников серо-зеленой тряпичной бумаги, выпущенной в США, – избирательно лишать людей зрения! Оно и на сей раз не подвело. Толика оставили в покое, и единственное, чего не рекомендовалось ему делать, – это забывать о своевременном пополнении запасов «лекарства» в карманах армейских чинов.

А бизнес его при всех перипетиях оставался самым стабильным в поселке наряду с «Подснежником», где сталкеры сбрасывали напряжение после вылазок за хабаром. Пожалуй, это было чертовски закономерно, что именно эти два учреждения в поселке находились в состоянии неизменного процветания. Одно занималось подготовкой народа к тому, чтобы посетить второе. Промежуточный этап – Зону можно было с чистой совестью опустить. Она-то испытывала расцвет независимо от того, ходили туда люди или нет.

Ночь, сгущающаяся над Ленинским, обещала быть по-августовски темной. Толик отпустил последнего посетителя в половине десятого вечера. Взвалив на плечо вещмешок с новой натовской униформой, счетчиком Гейгера, патронами к «сайге» и некоторым количеством сопутствующих мелочей, сталкер поблагодарил и, говоря высоким штилем, растаял во мраке. Барыга приказал включить фонарь во дворе и до утра больше никого не пускать. Обычно он торговал дольше, но сегодня что-то разболелась спина, и он решил закончить пораньше.

В качестве обезболивающего Толик уже давно и успешно пользовался коньяком. Не имели значения ни качество напитка, ни страна, где его разливали. Главное – в жидкости должно быть сорок градусов и она не должна очень явно пахнуть спиртом – он с детства недолюбливал это амбре. После половины бутылки, как замечал Толик, даже очень сильная боль уходила в такую часть головного мозга, откуда она уже не могла побеспокоить остальной организм. И при желании за нею можно было наблюдать, как за диковинным экзотическим хищником в зоопарке. И так же равнодушно, как в зоопарке, отмечать, что, наверное, стоило бы наконец-то добраться до врача и проверить, почему так часто и сильно болит спина по вечерам. Впрочем, Толик исповедовал веру: болезни нет, пока ты про нее не узнал. Так что боль можно благополучно списывать на усталость до тех пор, пока даже алкоголь не окажется бессилен запереть ее в воображаемую клетку.

Усевшись перед телевизором, Толик откинулся на спинку дивана и нажал красную кнопку на «ленивчике». Экран засветился, появилась говорящая голова женского пола. Она проникновенно вещала о чем-то, происходящем в мире. Толик глотнул из бутылки, и как-то сразу то, о чем говорили на экране, отодвинулось на огромное расстояние, в другую галактику. Или вообще стало просто выдумкой, экранной легендой, гибридом документального и художественного фильма, какие иногда показывают по познавательным каналам.