в трансе, пророчица или умеющая слышать и говорить с богами? — предположила она. — А вот на следующей картинке появляется Инпу в виде волка, он ранен, и некий, уже третий мужчина, лежит у его ног, — девушка смутилась.

— У меня такое ощущение, что я слушаю полицейские хроники… — прошептала Кэт.

Линда улыбнулась на слова подруги, сказанные с детской непосредственностью.

— Почти угадала, — она просияла и ткнула в очередную фреску пальцем. — Смотри, тот мужчина, что лежал у ног волка, теперь стоит рядом с ним, что же может значить Анх на его груди? Анх, который носит Инпу, как ключи от жизни и смерти? Может, то, что этот мужчина стал подобен богам? — девушка умолкла, сражённая догадкой.

— Что ты хочешь сказать? — Кэт недоумевала, стараясь собрать увиденное воедино у себя в голове для реальных выводов.

— Я хочу сказать, что мы ищем тело, — ошарашенно выдавила из себя Линда.

— Что?! — удивлённо переспросила Кэт.

— Браво, Линда, — из-за колонн, словно паук, так же тихо и неотвратимо, появился барон.

Обе учёные вздрогнули и со страхом воззрились на главу экспедиции.

— Нам неизвестно, где находится то, что мы ищем, — переборов некоторую оторопь, бодро произнесла девушка.

— Найти его — теперь вопрос времени, — резюмировал мужчина, подходя ближе к ним. — Что это может быть? — спросил он у девушки.

— Предположительно… тело, — Линда повернулась и показала на символ, словно татуировку, впечатавшуюся в его грудь.

— Тело? — теперь пришла очередь удивляться барону. — Как символ, как сосуд?..

— Ты не понял, Фредерик, тело как тело, скорее всего, мумия, — предположила исследовательница.

По его лицу было понятно, что искал он нечто другое. Но барон был открыт всему новому, в том числе и тому, что отличалось от его настроя, и не осмеял Линду, а значит, и в дальнейшем будет настроен на то, чтобы прислушиваться к ней.

— А где именно? — мужчина подошёл ближе к барельефам, его руки привычно покоились в карманах брюк, внешне он выглядел спокойным, но Линда заметила, как его взгляд загорелся, когда он подошёл к рубежу исполнения своей миссии или задания комитета.

От страха или жажды открытия? Или для него свои и цели комитета неразделимы? Может ли он быть одновременно и в системе, и вне её?

— Нам только предстоит выяснить, — затем она, уставившись на последний рисунок, задумчиво протянула. — Наверное, где-то здесь… — и осмотрелась по сторонам, ища выщерблинку, скол, неровность, которые бы смогли пролить свет на очередную тайну.

— Почему так думаешь? — с интересом спросил барон.

— Это нечто необычное, судя по рисункам, которые к тому же делались наспех, художник явно опасался чьего-то гнева, а также судя по главному факту, что во всей истории не было ещё более сокровенной тайны, разгадка которой пусть пока лишь призрачно маячит перед нами, — произнеся предположения, Линда повернулась к Фредерику и попросила. — Инженерам нужно осмотреться здесь и дать нам заключение по помещению, есть ли скрытые полости в стенах, полу…

— Не проблема, — ответил Рико. — Ради находки я взрою пустыню! — радостно проговорил тот.

Линда без энтузиазма утвердительно кивнула. Её переполняли смешанные чувства. С одной стороны, исследование последних лет её жизни завершится, и открытие, если и не такое чудесное, как на то надеется барон фон Бинц, но всё же случится, то можно писать диссертации до конца своих дней, изучая этот прекрасный храм, единственный в своём роде. С другой стороны, произойдёт совсем иное, если она найдёт то, что действительно жаждет найти. Она и барон. Чудесное избавление от болезней. То, что обещано древними манускриптами, которые девушка так скрупулёзно, по разрозненным частицам собирала долгие годы. Это всё привело её к тому, что сейчас и здесь она пребывала в храме, где и не думала появиться, возможно, в шаге от чего-то грандиозного. Но только какое знание могло им дать тело человека?

Ещё немного оглядевшись, троица вышла из храма, выключая светильники, оставляя храм в кромешной тьме, в той, в которой и рисовались фрески на стенах, ведь единственным источником света художнику могла служить только лучина.

Храм Анубиса. Несколькими тысячелетиями ранее. Перед входом в вечность.

Камазу растерянно смотрел на закрытые двери своих же покоев, в которых поселился фараон, и не мог понять, почему его не пускают к Светлейшему. Догадка несколько дней до этого удручала его, но он старался гнать мрачные мысли прочь из своей головы. Ограничение общения со жрецом, стягивание военной мощи к храму, нежелание фараона слушать ближайших соратников, которые сразу же переметнулись на сторону сына Ра, всячески потакая тому в крамольных рассуждениях. Как и предполагал Камазу, тот не справился с тяжким бременем, возложенным на того Самхет. Влекомый своими желаниями и поддерживаемый в невоздержанности слугами, фараон, выздоровев, захотел стать… бессмертным.

— Ты понимаешь, что ты делаешь, Акил? — Камазу уже не сдерживался ни в проявлении гнева, ни в том, что давным-давно наплевал на условности, опутывающие правящий мир Египта. — Он должен был сдержать слово, данное… — жрец запнулся, глядя в самодовольное лицо прислужника фараона.

— Его Свет, Сын Ра, никому ничего не должен, — невозмутимо и одновременно угрожающе промолвил тот.

Камазу покраснел от гнева, лысина покрылась по́том.

— Богу Инпу, — попробовал он хоть как-то вразумить зарвавшегося слугу, подчёркнуто мрачно улыбнувшись, — богу, который за каждым из нас придёт в своё время, тому, кто умаслит твои погребальные пелена, кто прольёт елей на твою боль при умирании, кто проведёт тебя через все муки, взвесит твоё сердце и замолвит слово на суде Эннеады…

Тот покраснел и как-то сразу сник, шрам, прорезающий всё лицо, стал почти багровым.

— Он обещал… — начал было особо приближённый верноподданный, заикнувшись, чем и воспользовался жрец.

— Вечность? Тебе? — Камазу расхохотался ещё и потому, что прислужник испуганно посмотрел на закрытые двери покоев насколько великого, настолько и несчастного правителя земель Египта.

— Да, господин сказал… — вновь запинка, и задумчивость поселилась в его лице.

— Будет ли делиться своим могуществом кто-то с тем, кто в будущем станет для него ничем, для того, кто вскорости приобретёт для себя вечность и бессмертие? — задал вопрос умный жрец. — Ведь это огромная ответственность, хоть и большое преимущество перед всеми остальными, что заставит любого задуматься над вопросами: как удержаться от гибельности абсолютной власти, как стать богом, выбравшись из кокона людской души, как не испортиться, как не начать вершить собственное правосудие или установить свой миропорядок, бросив богам по природе своей вызов?

Привратник остолбенел, понимая, к чему ведёт пожилой мужчина.

— Не отвечай сразу, верный слуга, — медленно произнёс Камазу. — А увидев тревожные признаки, пойми, как надлежит действовать.

Ничего не ответил тот. А жрец склонился перед ним в лёгком