– Надо что-то делать с устойчивостью внимания у Рэйни, – сказала она мне, когда я зашла за ребенком, пока дети огибали нас на пути из класса. У Сун была привычка стоять в пятой позиции, как у настоящей балерины: пятки вместе, носки – в противоположные стороны.

– Бухаоисы – в каком смысле? – оторопело переспросила я. Между нами установились простые отношения, укрепляемые кивками и помахиваниями рукой друг другу, но учительница Сун обычно не обращалась ко мне с подобной прямотой.

– У него плохо с сосредоточенностью, – пояснила она. – Надо тренировать это дома, на том, что требует внимания, – на головоломках, например.

В том же году, но ранее, Сун прислала в WeChat статью о развитии «сосредоточенности и внимания». «Это важный первый шаг к гениальности», – заявляла статья.

Я решительно не относила себя к практикующим глазение в одну точку, и Рэйни, судя по всему, пострадал.

– У него проблемы с сосредоточенностью. Вам надо упражняться с ним, – вдруг рявкнула Сун, возможно, заметив, что мамаша тоже ловит ворон.

На следующей неделе Сун нанесла второй в этой серии удар: график, отражающий успехи каждого ребенка в игре на блок-флейте. График сопровождала подпись: «Не сравнивайте своего ребенка с другими. Это просто доклад, чтобы родители знали, каковы успехи у их ребенка».

Наедине с собою я кипела. Она рассылает график всем родителям в WeChat. Как тут не сравнивать свое чадо с остальными, если результаты – вот они, все рядом?

– Как у Рэйни дела с блок-флейтой? – спросила Сун, выловив меня назавтра.

– Ну, как вы и говорили, – ответила я ехидно, – у него проблемы с ритмом.

– Когда я обращаю на Рэйни отдельное внимание, он играет точно. У него получается – когда он сосредоточен, – сказала Сун, тщательно проговаривая каждое слово. Глянула мне за спину на пустой коридор и вновь обратила взгляд на меня. – Хотите, я с ним отдельно позанимаюсь?

Тут уж до меня дошло.

– О! – сказала я, переминаясь с ноги на ногу и пытаясь вычислить, что именно это означает. Отдельно прямо на уроке? Или же после занятий, вечером или по выходным? И платить ли мне ей за это ее «отдельно»? А ну как она обидится, если я деньги предложу?

Или хуже того – вдруг обидится, если не предложу?

Перед самым началом того учебного года учителям официально запретили принимать подарки и деньги, а также платно заниматься с учащимися вне официальных учебных часов. Прямиком из Министерства образования, этот запрет 2014 года был одной из неуклонных попыток искоренить коррупцию в просвещении. «Сун Цин Лин» выдал собственное толкование:

В этой впрямую оговоренной антикоррупционной среде я осознала, что у вопроса Сун есть особое значение: мне давали понять, что я принята в круг доверия средней группы № 4. Иностранцам такое приглашение перепадает нечасто, но Сун явно считала меня лицом китайской национальности.

Благодаря клубку сплетен, обвивавших каждого преподавателя, я знала, что некоторые принимают и наличные, и подарки от семей, которые считаются «благонадежными». Хорошие импортные вина. Упаковки французских кремов для рук. Подарочный сертификат, заряженный на десять тысяч юаней – примерно на тысячу семьсот долларов, или эквивалент учительской зарплаты за пару месяцев.

Переступить этот порог означало попасть в запретный мир дарения за поблажки, за внимание учителя, за баллы. Оказавшись внутри, так запросто наружу уже не выберешься, и отношения между воспитанником и наставником меняются навсегда.

– Ух, – замялась я, поглядывая на учительницу Сун, – я… можно я обдумаю и вернусь к вам по этому вопросу.

Сун кивнула, и я попятилась прочь от нее.

Завернув за угол и оказавшись вне поля зрения Сун, я побежала.

* * *

Китайцы пересыпают свою речь вдохновляющими поговорками древних мудрецов, но выражение, за которое я больше всего ценю китайское общество, не очень-то тянет на вдохновляющее. По мне – это проклятье:

Иными словами, «богатые способны поднять мертвых из гроба», как гласит другое толкование. Деньги делают возможным что угодно – могут даже призраков пробудить ото сна.

Подарки издавна имели неслыханную силу в китайском обществе – в начале пути Рэйни я уж точно ощущала это давление, – и потому, в паре с сегодняшней неудержимой потребительской культурой, подобное подмазывание стало частью повседневной жизни. Взаимность подразумевается почти всегда. «Некто поднес мне персик в подарок, я же в ответ поднесла ему грушу», – трубит «Книга песен», один из пяти столпов конфуцианского канона[16]. «Не пристало не возвращать полученное», – гласит другая известная поговорка.

Дарение в период, пока ребенок учится, может начаться вполне невинно: ананасный пирог директору или воспитателю, который он или она милостиво примет. Всего лишь знак внимания, но тем не менее микроскопической толщины граница пересечена. А дальше узнаешь, что мама Нун-Нуна передала денег в красном конверте, и замечаешь вскоре, что учитель пересадил мальчика на первый ряд на уроке математики. (Твое чадо сидит на задах, где хуже слышно.) Вскоре уже покупаешь «Луи Вюиттон» к китайскому Новому году. Через несколько месяцев до тебя долетает, что работа – новая идея подарка и что отец Мэй обеспечил племяннице директора школы, студентке колледжа, стажировку в своей фармацевтической компании. Тем временем твоего сына «выбирают» старостой класса – в Китае слово «выбирают» нужно всегда брать в кавычки, – и задумываешься, не в «Луи Вюиттоне» ли дело.

Жажда урвать себе преимущество, какое угодно, гнездится в китайском нутре глубоко, и не успеешь оглянуться, а уже кладешь на подарочный сертификат юани и суешь его учителю в руку. Все начиналось с ананасного пирога, но вылилось вот во что: «Я только что вручила вам пять тысяч юаней, что это даст моей дочери?»

Эта система подарков и встречных любезностей – для обеспеченных родителей, конечно, чьим детям может перепасть допуск на скоростную магистраль личного внимания и возможностей. Вознаграждения включают в себя дополнительную подготовку к контрольным, особые призы и лидерские должности, возможности съездить за рубеж по школьным обменным программам и даже принятие в старшие классы или колледж обходным путем. Родители, которым участие в этой системе не по карману, или те, кто отказывается участвовать из принципа, рискуют обречь своих детей на трудности.