политики жесткой экономии и неолиберализма, могут выбрать альтернативные модели или нарративы.

 

Китайская история никогда не была единственной, несмотря на усилия современной Коммунистической партии по продвижению идеи унитарного повествования о подъеме Китая и его образцовом статусе по отношению к другим странам и обществам. Однако есть темы, которые стали постоянными в более широком развитии китайского нарратива в послевоенное время. Довоенный китайский дискурс существенно отличается, поскольку он был неизбежно обусловлен необходимостью восстановления полного суверенитета Китая и противодействия многочисленным угрозам Китаю изнутри и извне. 1943 год, дата окончания старой системы экстерриториальности для иностранных держав, знаменует собой завершение этого старого дискурса и появление вместо него нарратива: идея Китая как страны с собственным чувством прогресса, написанная в рамках более уни-версалистских норм, но с учетом собственного опыта (как слаборазвитого, относительно бедного, незападного государства). Цзян Тинфу и Мао Цзэдун придерживались, мягко говоря, разных политических взглядов, но они оба разделяли идею о том, что реконструкция промышленности и сельского хозяйства в сочетании с чувством национальной судьбы может стать мощной комбинацией, способной вдохновить как Китай, так и другие страны. Эта точка зрения не так уж далека от того повествования о подъеме Китая, которое сегодня передают китайские эксперты по развитию и дипломаты в таких далеких друг от друга местах, как Эфиопия, Камбоджа и Пакистан. Сейчас перед Китаем стоит задача разработать конечную точку повествования, которая могла бы конкурировать с тем, что они считают дискредитировавшей себя телеологией либерально-плюралистического "конца истории".

 

Глава 7. Повествование об Индии в/и в мире

 

Отличительной чертой индийской внешней политики при премьер-министре Нарендре Моди стало активное переопределение Индии из светского национального государства в современное проявление великой цивилизации, или, как это часто называют, "государства-цивилизации". В своем недавнем исследовании Ян Холл утверждает, что Моди стремится быть "лидером-трансформатором", чье видение заключается в том, чтобы обосновать индийскую внешнюю политику "на индуистской националистической идеологии. . . . [ведущую к] внешней политике, сформированной цивилизационным этосом [Индии]". Хотя это точные характеристики усилий Моди по переопределению международной личности Индии, это не первый раз, когда "цивилизация" или вариации этого термина используются для описания основ ее внешней политики. Действительно, как мы увидим ниже, его первоначальное использование восходит к периоду до того, как Индия стала суверенным государством, хотя приписываемое значение цивилизации в XIX веке несколько отличалось от ее нынешнего, после Хантингтона, использования. Что остается неизменным, так это ассоциация этого термина с иерархическим мировым порядком и укоренившимися импликациями культурного превосходства.

Признание себя государством-цивилизацией - это не все, что отличает новую внешнеполитическую ориентацию Индии. Моди сделал работу с 30-миллионной индийской диаспорой отличительной чертой своего правления, проведя до пятнадцати распроданных митингов на знаковых площадках, включая нью-йоркский Мэдисон Сквер Гарден, лондонский стадион Уэмбли и Олимпийский парк в Сиднее, прежде чем Ковид-19 завершил свои глобальные поездки. 22 сентября 2019 года 50 000 зарубежных индийцев заполнили стадион NRG в Хьюстоне, чтобы поприветствовать его на массовом митинге, который привлек внимание мировых СМИ. К Моди на сцене присоединились президент США, оба сенатора от Техаса и делегация Конгресса США, продемонстрировав замечательную двухпартийную политическую поддержку. Митинг Моди в Хьюстоне был зрелищным, но не неожиданным. Его политическая партия, Бхаратия Джаната Парти (БДП), всегда придавала большое значение связям с индийской диаспорой, в отличие от другой национальной политической партии Индии - некогда доминировавшего Индийского национального конгресса, который непрерывно правил страной с момента первых выборов в Индии в 1951 году до 1977 года.

Нарративы внешних отношений Индии направлены по двум векторам: основополагающие идеи и убеждения, которые формировали взаимодействие Индии с миром за пределами ее границ, обобщенно называемые здесь "Индия и мир"; и планетарное распространение людей индийского происхождения и изменения в их воображаемых отношениях с родиной, или "Глобальная Индия", по меткому выражению Латхи Варадараджан.4 Дискурсивные истоки этих двух нарративов лежат в событиях и условиях, предшествующих формальному суверенитету, что означает, что эти нарративы накладываются на долгосрочные тенденции и структурные силы, лежащие в основе внешних отношений.

Нарративы - это истории, основанные на том, что Корнелиус Касториадис назвал со-циальными "воображаемыми". Опираясь на интерпретацию его работы Ясаноффом и Кимом, социальные воображения определяются здесь как технологии видения мира, которые порождают коллективные интерпретации социальной реальности. Они представляют собой "резервуар норм и дискурсов, метафор и культурных значений, из которых [элитные] акторы строят свои политические предпочтения. ... они формулируют возможные варианты будущего". Неудивительно поэтому, что не существует единого воображаемого, которое отражало бы всю полноту рассматриваемого социального контекста, в данном случае внешних отношений. Более того, истории, основанные на этих воображаемых представлениях - нарративах - оспариваются как изнутри, так и извне. Нарративы Индии и мира (Индия как государство-цивилизация) и глобальной Индии (Индия как диаспора) сосуществуют и пересекаются, а иногда даже могут противоречить друг другу. Взятые вместе, эти нарративы не могут быть аналитически сведены к единой и единообразной "внешней политике". Скорее, если конкурирующие нарративы понимаются как истории, стремящиеся к доминированию, то, что условно называется "внешней политикой", следует рассматривать как результат дискурсивной и политической борьбы за то, какой нарратив (нарративы) должен быть доминирующим.

Индия и мир" состоит из повествований об идентичности, представлениях, ценностях и принципах, которые отстаивает страна как международный актор. Доминирующий нарратив международной личности Индии прошел путь от борьбы за признание в качестве независимого государства (колониальный период) до оппозиционного взаимодействия с неравным и иерархическим международным порядком (постколониальный период) и подражания и кон-формного поведения великих держав. Глобальная Индия, напротив, формируется нарративами о меняющихся границах индийской нации. В мире, не ограниченном, в идеале, территориальным совпадением нации и государства, глобальное рассеяние людей индийского происхождения становится аномалией для понимания. Нарративы глобальной Индии варьировались от глубокой озабоченности состоянием заморского населения Индии в колониальный период до осторожного дистанцирования в первые годы независимости и возобновления взаимодействия сегодня на совершенно новых условиях. Другими словами, пространственные и концептуальные границы нации, а также предпочитаемая ею идентичность радикально изменились за последние два столетия. Эти изменения проявляются в меняющихся нарративах и объясняются ими.

 

"Цивилизация" всегда была глубоко спорным термином в международном дискурсе. Он требует рассмотрения вопроса о том, что значит быть "цивилизованным" - термин, имеющий международно-правовое значение, а также культурное и гуманистическое значение, даже если он обозначает "стандарт": политический показатель глобального положения, вклада и достижений культурной зоны или страны в современном мировом порядке. Термин наиболее непосредственно оспаривается в борьбе против определения "нецивилизованного", как характеризовалась большая часть мира до эпохи деколонизации. Таким образом, термин обозначает одновременно и различие, и универсальность.

Индия не стала исключением из