Поллианна снова начала отрицать, но на этот раз ее прервала миссис Сноу, сидевшая у окна в своем инвалидном кресле. Ее слова прозвучали так серьезно и проникновенно, что Поллианна просто не посмела возражать.

– Деточка, я думаю, ты сама не до конца осознаешь все, что ты сделала для других людей. А мне бы хотелось, чтобы ты это, наконец, поняла. Сегодня я вижу в твоих глазах такое выражение, которого в них не должно быть никогда. Я догадываюсь, тебя что-то мучает или тревожит. Это слишком очевидно. Оно и неудивительно: смерть близкого человека, состояние здоровья твоей тети… неприятностей хватает. Но позволь, дитя, я тебе кое-что скажу. Я хочу утешить тебя, напомнив обо всем, что ты сделала для меня, для всего нашего города и для многих людей за его пределами.

– Не преувеличивайте, миссис Сноу, – искренне смутилась Поллианна.

– Никаких преувеличений, я знаю, о чем говорю, – важно кивнула женщина в инвалидном кресле. – Начнем хотя бы с меня. Когда ты меня впервые встретила, разве я не была раздражительной, всегда всем недовольной капризной особой? Разве не хотела всегда только того, чего не было под рукой? Разве не ты открыла мне глаза на эту противоречивость моего характера, когда принесла сразу три разных блюда, чтобы мне пришлось пожелать то, что я неизбежно смогу получить?

– Ой, миссис Сноу, неужели я была такой дерзкой девчонкой? – смутилась Поллианна.

– Ты не была дерзкой, – решительно возразила миссис Сноу. – Ты решилась на такой поступок, намереваясь сделать то, что было для меня лучше. Ведь ты, дорогая, никогда никому не читала нотаций, никого не поучала. Никакими проповедями ты не заставила бы меня играть в твою игру… И, думаю, никого бы не заставила. Но ты нашла способ привлечь меня к своей игре. И посмотри, сколько счастья принесла твоя игра и мне и Милли! Мне, например, очень приятно, что я в своем кресле на колесах способна передвигаться по всему первому этажу. Это чрезвычайно важно для того, чтобы самой себя обслуживать и дать возможность близким немного отдохнуть. Я имею в виду Милли. Врач говорит, это благодаря игре. Но, кроме нас, есть еще очень много людей в городе, которым помогает твоя игра – я постоянно об этом слышу. Нелли Мэйон сломала предплечья и рада, что не сломала себе ногу. Благодаря этому она не очень переживала из-за перелома. Пожилая миссис Тибитс потеряла слух, но очень рада, что у нее нормально со зрением. Она просто таки счастлива по этому поводу. А помнишь косоглазого Джо, которого все называли Свирепый Глаз за его несносный характер? Когда-то ему не проще было угодить, чем мне в те времена. Но кто-то научил его твоей игре, и, говорят, он стал совершенно другим человеком. Такие вещи происходят не только в нашем городе, но и во многих других. Я только что получила письмо от своей двоюродной сестры, которая живет в Массачусетсе. Она пишет о мистере и миссис Пейсон. Помнишь таких? Они раньше жили у дороги, ведущей на Пендлтонский холм.

– Да, я их помню, – кивнула Поллианна.

– Они уехали отсюда в ту зиму, когда ты лечилась в санатории. А теперь живут в Массачусетсе. Там, где и моя сестра. Она хорошо их знает и написала, что миссис Пейсон рассказывала ей о тебе и о том, как твоя игра в радость спасла их от развода. Теперь они не только сами играют, а еще и научили твоей игре многих других людей. Те другие люди играют сами и учат других. Так что, как видишь, дорогая, твоя игра не заканчивается и не имеет границ. Мне бы хотелось, чтобы ты это понимала. Еще я подумала, может, тебе и самой не помешает вспомнить о своей игре. Ты только не подумай, дорогая, будто я не понимаю, как тебе бывает сложно самой играть в свою игру.

Поллианна поднялась. Прощаясь, она улыбалась, но в глазах у нее стояли слезы.

– Спасибо, миссис Сноу, – сказала она немного неуверенно. – Мне действительно бывает сложно… иногда. Возможно, мне даже понадобилась бы чья-то помощь, чтобы успешно играть в свою игру. Но теперь, если мне вдруг покажется, что я не способна в нее больше играть, я смогу радоваться, что есть другие люди, которые в нее успешно играют!

И, когда Поллианна произносила эти слова, в глазах ее мелькнула давняя детская радость.

Домой она возвращалась в задумчивости. Слова миссис Сноу глубоко тронули девушку, но она не могла отогнать грустные мысли. Поллианна вспоминала тетю Полли, которую сейчас так сложно было бы сподвигнуть на игру в радость. Поллианна спрашивала себя: всегда ли она сама вспоминает свою игру, имея возможность ее применить.

«Может, я не прилагаю достаточных усилий, чтобы найти повод для радости в том, на что сетует тетя Полли? – терзалась девушка. – А может, если бы я сама играла получше, тетушка Полли тоже присоединилась бы ко мне? Хотя бы иногда. Во всяком случае, стоит попробовать. Потому что если так дальше пойдет, другие будут играть в мою игру намного лучше, чем я сама».

Когда Поллианна, наконец, отправила на конкурс свой рассказ, до Рождества оставалась всего лишь одна неделя. Теперь он был аккуратно перепечатан на машинке. В памятном объявлении о конкурсе указывалось, что победители будут названы не ранее апреля. Поэтому девушка с присущим ей философским спокойствием настроилась на длительное ожидание.

«Тем лучше, что придется так долго ждать, – уверяла она себя. Всю зиму я смогу мечтать о том, как, возможно, получу первый приз… а не один из тех мелких призов. Мне кажется, я даже имею все основания надеяться на первый приз. А потом, если я действительно его получу, у меня уже не останется оснований для какого бы то ни было беспокойства. А если не получу… мне доведется расстроиться гораздо позже, чем если бы я узнала результаты уже сейчас. Но после всего я все равно ведь смогу радоваться по поводу хотя бы того маленького приза, который мне дадут». Мысли о том, что она может не получить вообще никакого приза, Поллианне даже в голову не приходили. Перепечатанный Милли на машинке, рассказ, по мнению автора, выглядел идеально – словно только что из типографии.

Рождество в тот год прошло в доме Харрингтонов невесело, несмотря на все усилия Поллианны. Тетушка Полли категорически отказалась как-либо отмечать праздник и высказывалась на этот счет столь недвусмысленно, что Поллианна не посмела сделать ей даже самый скромный подарочек.

Вечером накануне Рождества к ним заглянул Джон Пендлтон. Миссис Чилтон, извинившись, ушла в свою комнату. А вот Поллианна, морально уставшая от постоянного ежедневного общения с тетей, была гостю очень даже рада. Однако радость от его визита оказалась обманчивой, поскольку Джон Пендлтон принес полученное от Джимми письмо, в котором только и говорилось, что о планах устройства чрезвычайно веселого рождественского праздника в общежитии для работающих девушек. Главными инициаторами всех планов выступали сам Джимми и миссис Керю, а Поллианна, как не стыдно было ей самой себе в этом признаться, в тот момент не склонна была выслушивать рассказы о рождественских развлечениях и веселье… тем более от лица Джимми.

Джон Пендлтон, тем не менее, все никак не хотел менять тему разговора, даже дочитав до конца послание сына.