– Зовите меня Анна, – чуть улыбнулась она. – С завтрашнего дня.

Он ушел, а она, встав к станку и механически отрабатывая очередные плие и арабески, путалась в собственных мыслях – правильно ли она поступила, позволив себе эксплуатировать юношу, и правильно ли делает, что по-прежнему не позволяет приблизиться к себе тем, кто так дорог ей – ни одному из них?..

Выйдя из служебного подъезда на бульвар Осман, Ксавье Десангр достал из нагрудного кармана пиджака телефон. Он ждал ответа всего лишь мгновение, а когда на том конце отозвались, произнес только одну фразу. Он пересек дорогу, подошел к стоянке такси и попросил отвезти его на Левый берег, в район Монпарнаса. Там он поднялся в мансарду, окнами выходящую прямо на старинное городское кладбище. Бросив в угол рюкзак, скинув мокасины и аккуратно повесив дорогой пиджак на плечики, с удовольствием растянулся на расшатанном диване. Пружины жалобно застонали, и девушка, спавшая на том же диване, проснулась и потянулась к нему.

– Милый, ты пришел, я так соскучилась…

– Я устал, Хлоя, – он отвел от себя ее руки. – Мне надо отдохнуть, вечером спектакль.

Девушка перестала улыбаться.

– А где ты был?

– Не твое дело, – раздраженно ответил он и отвернулся от нее. – Не приставай ко мне. Я должен поспать хотя бы пару часов. А ты поесть приготовь.

– Ты же не ешь перед спектаклем, – удивилась Хлоя и начала возиться на кухне, взбивать яйца для омлета и варить спаржу.

Он демонстративно накрыл голову подушкой. Спать ему вовсе не хотелось. Есть тоже. Хотелось остаться наедине со своими мыслями и сладким воспоминанием – как он сидел напротив белокурой дивы, как она смотрела на него, как он танцевал для нее…

В его памяти возникли прозрачные глаза в пол-лица, тонкие черты в ореоле светлых волос, изящные запястья, которые так хотелось обхватить пальцами и сжать… Так сильно, как это только возможно – тогда она скинет эту высокомерную маску, и он услышит… Что же он услышит? При мысли, что уже завтра он будет держать ее в руках, Ксавье чувствовал невероятное возбуждение – сродни тому, какое он ощутил, впервые выйдя в заглавной партии на сцену. Завтра… уже завтра…

«Именем Российской Федерации, Шацкого Игоря Николаевича и Творожникова Павла Сергеевича по обвинению в преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 111 Уголовного Кодекса Российской Федерации, оправдать, в связи с отсутствием состава преступления…» Лестница на пятый этаж «хрущевки» казалась бесконечной лестницей в ад. Майя, с трудом одолевала ступеньки, волоча ватные ноги, и подыскивала слова, которые сейчас скажет пятнадцатилетней дочери, прикованной к инвалидному креслу. На оглашение приговора она девочку не взяла, опасаясь, что та не выдержит такой вопиющей несправедливости – все заранее понимали, что оба мерзавца выйдут сухими из воды. Денежный поток, излившийся на судью, прокурора и свидетелей был настолько щедр, что не оставалось никаких сомнений в приговоре. Перед глазами Майи стояли сытые и довольные морды оправданных, не проведших в СИЗО и суток. Ее сердце разрывало отчаяние и ощущение собственного бессилия. Когда она доползла до пятого этажа, то, измученная, опустилась на ступеньку и заплакала.

В девяносто седьмом году Майя осталась одна с годовалой дочерью на руках, и все благодаря ненасытному чудовищу, именуемому Государством, которое ну никак не могло прожить без той страшной войны на Северном Кавказе. Все, что она получила от щедрого чудовища за героическую гибель мужа, молодого лейтенанта-ракетчика – мизерную пенсию и призрачные обещания неких льгот, которыми так и не смогла воспользоваться – всегда находились какие-то препятствия. Постепенно Майя привыкла рассчитывать только на себя и ни у кого ничего не просить. И все, в общем, было налажено в их небогатой, но мирной жизни, если б три месяца назад подружка не пригласила Лизу на день рождения, который ее состоятельные родители почему-то решили отмечать в ночном клубе. Майя с неспокойным сердцем отпустила дочь на вечеринку, строго-настрого приказав позвонить, когда та соберется домой.

И Майе действительно позвонили. Только позвонили ей из приемного покоя больницы, куда Лизу отвез дежурный полицейский патруль. Ее нашли в сквере, в изорванной одежде, с выбитыми зубами, всю в крови и синяках. Стоял октябрь с его ночными заморозками, и если б патруль нашел ее на час позже, девочка умерла бы от переохлаждения.

Насильников задержали на следующее утро. Приятели Лизиной подружки, Паша и Игорек, молодые лбы по восемнадцать лет каждый, вызвавшись проводить Лизу домой после вечеринки, завели девушку в сквер поглубже и там надругались над ней. Они долго мучили ее, а когда та потеряла сознание, бросили умирать.

Но Лиза ненадолго пришла в себя и сумела подползти поближе к аллее – там ее и нашел патруль… Сначала они подумали, что девочка мертва и вызвали скорую – «на труп». Но потом, нащупав еле заметный пульс, один из полицейских закутал ее в свою куртку и немедленно отвез в ближайшую больницу…

Все сделали вовремя – и Лиза осталась жива. Но в коридоре суда парень, спасший Лизу, признался Майе: на него давят. Он должен заявить, что девочка была пьяна, когда ее нашли лежащей в темной аллее сквера. А Лиза не пила – вообще. Ее мутило от одного запаха спиртного. Но это не помешало дежурному врачу заявить, что она находилась в состоянии сильного алкогольного опьянения и даже предоставить выписку из карты, где сие черным по белому было написано. Врач этот опускал глаза, встречаясь взглядом с Майей, но в суд приехал на новенькой машине. И оказалось в результате, что Лиза – законченная алкоголичка, Паша и Игорек тусили совершенно в другом месте, а Майя требовала с их семей денег, чтобы отказаться от обвинения…

Слезы ярости текли по ее лицу, а в голове бушевали самые черные мысли. Майя думала – если она все так оставит, то сама не сможет с этим жить, а как будет жить Лиза? Сейчас ее девочка молчит, уставившись в одну точку. Единственный раз ее отвезли для дачи показаний в суд – и чем все кончилось? Увидев насильников, она забилась в истерике. Накачанная успокоительным, Лиза все же дала показания, прозвучавшие невразумительно и невнятно – она словно через силу выталкивала из себя спутанные и туманные фразы. Адвокаты подсудимых воспользовались ее состоянием и добились оправдательного приговора…

– Я сама их прикончу, – прошептала Майя. Ненависть скрутила ее, и дыхание стало хриплым. – Я это так не оставлю, я сама их прикончу, ублюдков.

– Сядешь, – услышала она голос.

– О господи! – охнула Майя, оглядываясь. Она никого не видела, но остро ощущала чье-то присутствие. – Кто здесь? – проговорила она громко.

– Неважно, кто, – голос звучал тихо, но очень уверенно. – Какая тебе разница, кто я?

– Что вам надо? – Майя привстала со ступеньки. – У меня ничего нет.

– Прям таки и нет? Я знаю совершенно точно, что у тебя есть дочь. И ты должна о ней думать.

– Какое вам дело до моей дочери, – разрыдалась Майя. – Вообще, какое кому дело до нас?..