Время словно остановилось.

Первым ступил на землю Жозеф Бонапарт, затем младший брат, Люсьен. Одетые в белый атлас, оба встали около дверец экипажа, из которого выплыла дама с узким подбородком, императрица Жозефина, также вся в белом, с императорской диадемой и сверкающими драгоценностями на шее.

Дариус смотрел, как она, приняв протянутые к ней руки братьев, спустилась вниз.

Дариус облизнул губы.

В распахнутой дверце кареты показался Наполеон Бонапарт.

Дариус прицелился.

Он выстрелил как раз в тот момент, когда луч солнца, отразившись от зеркал кареты, ослепил его.

Потрясенный, в полном недоумении, Дариус уставился вниз.

«Я промахнулся!»

Он грубо выругался и перезарядил ружье. Вокруг императора царило смятение. Звон колоколов, пушечная пальба оглушили звук одиночного выстрела. Его просто не расслышали. Дариус не знал, кто ранен, в кого он попал. Важно было одно: он не попал в Наполеона. Дариус быстро вскинул ружье и увидел сквозь свой телескоп, что драгун, только что стоявший рядом с Люсьеном, лежит на земле! Наполеон сделал шаг из кареты на землю.

Дариус снова выстрелил, но взволнованный промахом, он вновь промахнулся — выстрел всего лишь расколол одно из зеркал кареты следовавшей за Наполеоном. Как раз над его плечом. А потом стало слишком поздно.

Драгуны, сгрудившись вокруг Наполеона и трех других Бонапартов, мгновенно втолкнули их в собор.

Дариус отшвырнул ружье. Двигаясь быстро и уверенно, хотя сердце его неистово стучало, он спрыгнул с каменного насеста и накинул коричневую сутану. Из оружия у него были перевязь-кобура на шесть пистолетов, шпага и любимый кинжал с рукояткой из слоновой кости. Вытащив два из шести пистолетов, Дариус побежал к выходу с крыши.

«Не надо было стрелять второй раз. Упустил время!» — подумал он. Но сожалеть было поздно, потому что в проеме двери, за которой начиналась единственная лестница вниз, уже появился первый солдат охраны.

Дариус знал, что отряды охраны размещены внутри собора. Теперь они быстро поднялись наверх. За первым солдатом на крышу выбрался целый эскадрон. Дариус задержался лишь для того, чтобы прикинуть, стоит ли пробиваться сквозь них.

— Вон там! — вскричал кто-то, указывая на него. Дариус помчался сквозь лес шпилей, вздымавшихся вокруг. Если ему удастся ускользнуть от них и, зайдя им в тыл, шмыгнуть в дверь… Но солдаты все прибывали. У двери их собралось человек двадцать… Скинув сутану, Дариус скользнул за пару больших клыкастых химер.

— Вот он!

Дариус круто обогнул статую и выстрелил из обоих пистолетов по очереди. Двое преследователей упали.

— За ним!

Он рванулся, побежал. Сердце стучало как бешеное. Дариус снова укрылся за какой-то статуей, она была так же далека от двери. Видя, что солдаты поддаются все ближе, Дариус выхватил еще два пистолета.

— Выходи с поднятыми руками! — кричали они.

Он вышел и уложил еще двоих, затем отшвырнул пустые пистолеты. У него оставались два выстрела, шпага и кинжал.

На крыше становилось все больше французских солдат.

За ним охотилась целая толпа.

— Сдавайся! — кричали солдаты.

Выстрелы защелкали по камню. У одной из химер вдребезги разнесло острое ухо. Дариус успел увернуться от разлетающихся каменных осколков.

— Не стреляйте! Подождите! — кричали французы. Выход с крыши был прегражден так основательно, что нечего было и думать устремиться туда.

«О Господи, — вспомнил Дариус. — Мышьяк!»

Он вынул из кармана жилета крохотный конвертик, быстро перекрестившись, разорвал его и высыпал на ладонь ядовитый порошок. Вдохнув в грудь побольше воздуха, Дариус поднес руку ко рту.

«О Боже, Боже! Как же я не хочу умирать!» — подумал он, обратив молящий взор к небу.

И тогда Дариус вдруг увидел ее — золотую Мадонну в синей вышине. Лицо ее было таким милым, таким безмятежным и уверенным… Это было лицо матери, единственной, которую он знал. Дариус смотрел на нее, не в силах вести глаз, а потом, словно дыхание, сорвавшееся с ее уст, дохнул ветерок и сдул крохотную горку мышьяка с его ладони.

Дариус ахнул, судорожно сжал пальцы, стремясь сохранить его, но порошок протек сквозь них и рассеялся в воздухе.

Он слышал приближение охраны. Голос прокричал ему по-французски:

— Сдавайся! Именем императора, приказываю тебе сдаться!

Сердце стучало как набат. Вжавшись в спину каменного святого, Дариус смотрел прямо перед собой, на край крыши.

Да, это был единственный выход.

Оттолкнувшись со всей силой, он метнулся к краю.

Он прокричит имя Серафины, когда прыгнет…

За десять шагов от цели подоспевшие солдаты охраны свалили его наземь.

Дариус дрался, как бешеный, как демон. Проклинал их самыми страшными словами, желая, чтобы кто-то из них разъярился и прикончил его, тем самым защитив Лазара. Их было десять против одного, они пинали его, били, навалились кучей… Они вырвали у Дариуса шпагу, а когда он всаживал в солдата кинжал, раненого тут же сменял другой.

Дариус обезумел и не переставая выкрикивал проклятия, даже когда они бросили его на камень лицом вниз и, заломив руки за спину, защелкнули на них наручники.

Дариуса проволокли по множеству ступенек и бросили в поджидавший экипаж, окружив мощной охраной. Он слышал, как они говорили, что везут его в старый замок, Кастелло Сфорца, служивший французским войскам казармой.

Доехали быстро, так как древняя крепость была расположена всего в нескольких кварталах к северу от собора.

В то время как в стенах Дуомо Наполеон принял из рук папы железную корону Карла Великого и сам возложил ее себе на голову, Дариуса швырнули в темницу.

Избитый, задыхающийся, смотрел он сквозь прутья ржавой решетки на солдат.

— Тебе придется назвать нам свое имя, — сказал капитан.

— Иди сюда и дай мне убить тебя, — бросил Дариус. Капитан улыбнулся жестокой холодной улыбкой и вышел из камеры.

Огромный капрал последовал за ним, плотно закрыл ржавую железную дверь и тщательно ее запер.

Лежа в постели на боку и глядя в никуда, Серафина с часу на час ждала известий о судьбе Дариуса.

Так провела она уже два дня, и теперь вновь ночь смыкаесться над ней. Серафина не удивилась бы, если бы ей сказали, что она сходит с ума, потому что странным образом убедила себя, будто сохранит Дариуса живым, если сосредоточит все свои внутренние силы на любви к нему.

Отец торжественно поклялся дочери, что пошлет за ней, как только получит какие-то известия о Дариусе. Рыдания матери, узнавшей о его аресте, а также слова премьер-министра все еще звенели в ушах Серафины. «Мы не должны давать русским ни малейшего повода для подозрений. Должно казаться, что жизнь идет обычным чередом. Скоро мы все узнаем. А до тех пор мы можем только сидеть и ждать».