— Да, пожалуйста. — Серафина осушила бокал почти до дна.

Ровно в восемь часов она в последний раз окинула взглядом свое отражение в зеркале.

«Неужели эта куколка в розовом платье действительно я?» Серафина задумалась. Она чувствовала себя растерянной и душевно усталой, а вот девушка в зеркале выглядела королевной из сказки, свежей и невинной Смоляные локоны, приподнятые бриллиантовой тиарой над бледным нежным личиком, водопадом спадали на спину. Шелковое платье было перетянуто темно-розовым кушаком. Ткань его была почти белой, с перламутрово-розоватым отливом морской раковины. Длинные белые перчатки закрывали руки и предплечья, доходя до крохотных, буфами, рукавчиков.

«Смех да и только! — подумала Серафина с тоской. — Но именно за эту куклу готов платить Анатоль».

Осушив еще один бокал вина, принцесса вышла из комнаты в сопровождении Эль и еще нескольких своих фрейлин. Они следовали за ней, отставая на шаг.

К тому времени как дворцовый управитель в королевской ливрее и напудренном парике ударил золоченым посохом в мраморный пол, объявляя о появлении принцессы тысяче гостей, собравшихся в огромной сверкающей огнями бальной зале, на Серафину снизошел блаженный покой. Она выпила так много, что не думала о будущем, но не столько, чтобы это бросалось в глаза. Под звуки фанфар принцесса под руку с отцом прошествовала вниз по Длинной беломраморной лестнице. Глухой рокот толпы и веселые мелодии оркестрового дивертисмента звучали вокруг, когда гордый король провел дочь под светом великолепных люстр к возвышению, где сидела Аллегра. Анатоль уже был там и при появлении Серафины встал.

Теперь он ожидал ее, стоя с заложенными за спину руками, прямой, как на посту. Всей своей позой князь как бы утверждал: «Здесь никто не пройдет!»

Спаситель Асенсьона был в парадном мундире. Его темно-синий с черным поясом сюртук украшали ордена и медали, а через грудь струилась золотая перевязь. Золотые же эполеты сверкали на массивных плечах, а парадная шпага на боку слепила глаза блеском драгоценных камней. Свои длинные золотистые волосы князь стянул в косичку.

Гости заинтересованно наблюдали, как король вел принцессу по ступеням наверх. Там ее ждал жених. Два взгляда встретились с одинаковой враждебностью: холодная похоть блеснула в глазах Анатоля, глаза Серафины ответили ему ненавистью.

Она заметила припудренный синяк на левой скуле князя и легкую отечность под глазом — следы его драки с Дариусом. Анатоль перехватил взгляд принцессы, и его сапфировые глаза прищурились. Она еле сдержала злорадную усмешку.

Под взглядами разодетой толпы гостей Серафина склонилась перед Анатолем в глубоком картинном реверансе. Он ответил поклоном и предложил ей правую руку. Левая была по обычаю заложена за спину. Отвернувшись от отца, Серафина положила затянутые в перчатку пальчики на руку завоевателя и позволила ему подвести себя к креслу. Рядом с ней опустился в такое же кресло Анатоль.

Весь вечер он обращался с ней с изысканной любезностью, потому что неподалеку все время находились ее родители. Поистине князь был само обаяние: он очаровал премьер-министра, королеву, генералов, с которыми обменивался военными историями. Он даже галантно взял на себя вину за ссору с Дариусом.

В иные моменты Серафине хотелось закричать и разметать все изысканные благоуханные букеты, украшавшие возвышение, но она продолжала сидеть неподвижно, как фарфоровая кукла, со сложенными на коленях руками и застывшей на губах легкой улыбкой, от которой сводило скулы и ныли щеки.

К этому предназначила ее судьба… Серафина твердила это себе вновь и вновь. Чего бы это ей ни стоило, она защитит отца и Рафаэля, не позволит им потерять трон. Она спасет свой народ от войны. Несчастные русские рекруты Анатоля умрут на поле боя вместо подданных Асенсьона. Справедливо ли это?

Принцесса смотрела на знаменитого героя войны с острой неприязнью. «Никто не подозревает, каков он на самом деле», — думала она. Защищенная от него многолюдьем, Серафина не испытывала страха и внутренне забавлялась притворной любезностью Анатоля.

Она знала, что сегодня Дариуса здесь нет. Серафина не чувствовала его поблизости от себя, поэтому ей казалось, что ее покинул ангел-хранитель. И все же связь между ними, мощная и неизменная, оставалась.

Кровная связь!..

В эту минуту принцесса осознала, что им никогда не расстаться по-настоящему. Ни люди, ни пространства, ни время не разлучат их.

На небе, на земле и даже в аду они составляют единое целое.

С непроницаемым видом, сунув руки в карманы, Дариус стоял на капитанском мостике маленькой наемной баркентины, входившей в генуэзскую бухту. Море окутал теплый пред утренний туман, но им указывал путь свет прославленной Латерны, маяка, поставленного еще в XVI веке. Его призрачный огонь мерцал над угрюмой глыбой Моло-Веккио, нависавшего над гаванью холма, где совершались казни.

Наконец корабельный колокол коротко звякнул, баркенина тихо причалила. Ранний восход окрасил нежно-розовым ветром крепостные стены и шпили кафедрального собора, когда Дариус, подхватив кожаный саквояж и футляр для гитары, в котором лежало оружие, сошел на берег. Солнце только начало подниматься, а он уже вышел на набережную, испытывая странную отрешенность и спокойствие. Все его чувства словно онемели.

На набережной, убогой и жалкой, царило оживление. Вдоль нее теснились таверны и бордели. Крепко сжимая в одной руке кинжал, чтобы в случае необходимости тут же воспользоваться им, поскольку эту часть города населяли отбросы общества, Дариус нес во второй руке узкий футляр. Не обращая внимания на зазывные взгляды портовых девок, он направился в самую большую гостиницу.

Там его провели в конюшни, и он выбрал и купил серого жеребца, слишком хорошего для окружающей обстановки, то есть явно краденого.

Когда колокола собора Сан-Лоренцо зазвонили к ранней мессе, Дариус уже мчался по дороге, которая огибала крепостную стену и вела в глубь побережья, в Милан. Быстроногий конь уносил его все дальше от тех, кого он любил, но внутренняя связь с Серафиной была слишком глубокой. Она гнездилась в душе Дариуса и была неразрывной. Дариус был безмятежно спокоен.

Он любил Серафину чисто и сильно. То, что он — пусть на краткий миг — испытал с ней, далеко превосходило все, о чем Дариус когда-либо мечтал.

Смерть его будет славной. Серафина освободится, а он навсегда останется для нее идеалом.

— Господи Боже, Полин Бонапарт заказала свою обнаженную статую! — вскричала Эль, поднимая глаза от скандального листка.

Сидя за туалетным столиком, Серафина, над головой, которой трудилась куаферша, безучастно посмотрела на отражение Эль в зеркале рядом с собой.

Утро было ясным, но настроение принцессы от этого не улучшалось. После вина, выпитого накануне, голова ее гудела. В течение всего бала она ждала появления Дариуса, но он так и не пришел. Потом здесь, в своей спальне, Серафина тщетно надеялась, что Дариус войдет в потайную дверь, и, разумеется, этого также не произошло.