— Да, сударыня.

Мэри радостно обняла ее:

— Ты смеешься надо мной, это хорошо.

— В Клэверинге есть что-то, что придает бодрости. Но скажи мне, где грачи?

— Улетели в поля за пропитанием. Они вернутся в гнезда на закате. Молодые уже летают.

Сара отодвинула в сторону поднос и потянулась к своей накидке.

— Как ты думаешь, когда вернется Криспин?

— Они отправились на юг. Письмо пришло, когда я была в Лондоне.

Сара завязывала ленты, ее пальцы дрожали.

— Я не должна быть здесь, когда он вернется.

— Но почему? Твой отец запретил ему переступать порог вашего дома. Но он не говорил, что ты не должна приезжать в Клэверинг, если это тебя беспокоит.

— В прошлый раз он позволил мне приехать только потому, что думал, что Криспина здесь нет. Но причина не в этом. Я… не осмелюсь встретиться с Криспином.

— Потому что вы любите друг друга? Моя дорогая, вы оба уже пытались избежать искушения. Пойми, убежать от боли вовсе не означает облегчить ее.

Сара встала с постели и медленно подошла к окну.

— Думаю, ты права. В конце концов, у меня есть несколько дней, чтобы набраться мужества. Мэри, можем ли мы сегодня съездить к морю? Я надеюсь обрести там немного душевного покоя, а может быть, и укрепить свои силы.

— Конечно, если хочешь. Я сейчас же прикажу седлать лошадей.

Когда Мэри подошла к двери, Сара спросила:

— Криспин все еще не знает, что со мной случилось?

— Ни одно из моих писем до него не дошло. Они с Деборой переезжают с места на место. Похоже, те квакеры, с которыми она встретилась, произвели на нее огромное впечатление. Иногда я начинаю сомневаться в том, что она когда-нибудь обоснуется в Клэверинге и нарожает детей, как того желает Криспин. Но они дали друг другу обет, так что…

Сара вытащила фиолетовый цветок анютиных глазок и нежно погладила его лепестки.

— Да, — печально произнесла она. — Они дали друг другу обет. Для Криспина, как и для меня самой, обеты нерушимы, и поэтому мы будем разлучены навеки.

Солнечный свет, пляшущий на глади синей воды, резал глаза. По обе стороны тянулись отмели, кое-где виднелись лодки рыбаков. Сара лежала на спине, примостив голову на гальку, глядя на чаек, летавших над головой, слушая мягкий плеск и шипение мелких волн, набегающих на камни.

Мэри сидела рядом. Она без лишних слов понимала, когда заговорить, а когда лучше хранить молчание. В последние несколько недель Сара поправилась. На щеках ее снова появился слабый румянец, во взгляде было больше живости. Но та девушка, которая на этом же пляже когда-то бросала камешки, срывала с головы шляпу и вела себя с такой беззаботной веселостью, казалась ей теперь незнакомкой. Она чувствовала себя на распутье, пребывала в подвешенном состоянии между прошлой жизнью и будущей. Сейчас же ей не нужно было принимать никаких решений или думать о проблемах. И даже чувство вины и горя несколько поутихло. За нее отвечала Мэри, и присутствие ее было для Сары успокаивающим, оно дарило ей подлинное отдохновение.

Сара глубоко вздохнула и сказала:

— Как тут спокойно. Я легко могла бы заснуть.

— Почему бы и нет? — спросила ее Мэри, улыбаясь. — Подними голову, я положу на гальку перчатки, и у тебя будет мягкая подушка. Ну вот, так лучше?

Сара прижалась щекой к мягкой коже.

— Намного. Я стала очень замкнутой?

— Очень. А впрочем, помнишь, ты как-то сказала мне, что тебе со мной не нужно притворяться? Так что постарайся уснуть, дорогая моя, а я тихонько посижу рядом с тобой.

Сара закрыла глаза. Все печали, и крушение иллюзий, и ответственность последних месяцев ускользнули прочь. Если бы не ее любовь к Криспину, она наслаждалась бы ничем не замутненным душевным покоем. Но эта любовь всегда была с ней, как боль ее сердца, тоска ее тела, как мука для рассудка. И когда она спала, и когда она гуляла — Сара неизменно слышала его голос, помнила каждую черточку его лица: темные глаза, мускул, который дергался на щеке, чуть искривленную улыбку. Все было так живо, словно он сам был рядом с ней…

Услышав шуршание гальки, Сара приоткрыла глаза и лениво потянулась. Судя по положению солнца, она проспала довольно долго. Зевнув, она перевернулась на бок. Ослепленная солнцем, зажмурила глаза, потом снова широко открыла их, глядя на стоящую рядом с ней фигуру.

— Вам это не снится, Сара, — сказал Криспин. — Я действительно здесь.

— Но… но Мэри…

— Она пошла прогуляться по пляжу. А я занял ее место.

Сара привстала так резко, что море, небо и белый галечный берег поплыли у нее перед глазами. Она протянула руку, и Криспин, как когда-то, поддержал ее.

— Я приехал домой не больше часа назад, — объяснил он, — и тут же побежал искать вас. Сара, моя дорогая, я слышал в Лондоне, какое ужасное время вам пришлось пережить, остальное рассказала мне Мэри. Если бы я только знал…

— Вы ничего не могли бы поделать.

— Но я хотя бы мог быть рядом с вами. Я прекрасно понимаю, что отношение ко мне вашего отца и тот факт, что вы были помолвлены с Бретертоном, не дали бы мне права взять на себя большую часть обязанностей. Но я мог бы предложить вам ту помощь, какая только в моих силах.

— Думаю, вы мне странным образом помогли, даже если и не знали о моих бедах. Я все время слышала ваш голос, который говорил мне, что делать, и придавал мне сил.

Сара пристально посмотрела на него. Его одежда была измята и покрыта дорожной пылью, туфли поцарапаны и грязны. Его лицо и руки загорели, и он выглядел усталым и встревоженным. Сара осторожно тронула его за рукав.

— Хочу убедиться, что я не сплю, — беспокойно сказала она. — Все это кажется таким странным. Когда я думала о том, как мы встретимся снова, я рисовала себе это свидание в Клэверинге, а не здесь, на пляже.

— Может быть, это тебя утешит? — Криспин притянул ее к себе и поцеловал в губы.

На одно мгновение с бьющимся сердцем она поддалась искушению. Но потом торопливо отодвинулась.

— Криспин, нет. Мы не имеем права.

— Это единственная причина, по которой ты мне отказываешь? Если бы мы оба были свободны…

— Но мы не свободны. Во всяком случае, ты — нет. Ты слышал, что желание Энтони жениться на мне пропало сразу же, как он узнал, что я отказываюсь от отцовских денег?

— Да, я слышал. Сара, я не могу сказать тебе, как мы все восхищаемся этой твоей жертвой, тем, что ты отказалась от состояния. Эдвард, Дебора и я…

— Дебора восхищается мной? В самом деле, вот это перемена!

— И тем не менее, это правда. Она просила, чтобы я убедил тебя принять ее, чтобы она могла лично выразить свое сочувствие и попросить у тебя прощения за ту боль, которую причинила тебе.